И перстень.
Интересно, как к Стасу попал перстень? И зачем ему виолончелист, даже с мировым именем?
Я тряхнула головой и заставила себя не думать об этом: в конце-концов, это его, дремовские, дела. В каждой избушке свои погремушки.
Пока я в нерешительности терзала приоткрытую дверцу, Олев Киви успел достать фляжку с каким-то (очевидно, достаточно крепким) спиртным и влить в себя ее содержимое. Это придало ему дополнительные силы, и он снова принялся увещевать меня.
– Вы должны поехать со мной.
– Должна?
– Ну, я прошу вас… Palun!..[13]
Олев Киви снова посмотрел на меня – и заплакал. Вполне интернациональными слезами.
– Хорошо, – наконец-то, сдалась я.
Радуйся, подлец Стасевич. Все движется именно в том русле, которое ты предварительно проложил.
Машина сорвалась с места, и я закрыла глаза: будь, что будет, не убьет же он меня в самом деле. А все остальное, включая некоторые – исправленные и дополненные – разделы из «Практического пособия по сексу», я уже проходила.
…Маэстро Олева Киви, дипломанта, лауреата и почетного члена расплодившихся по всему миру Академий, принимали в Питере по высшему разряду. Я поняла это сразу, как только наш таксомотор оказался под сенью Крестовского с его чрезмерно пышной зеленью, чрезмерно пышными особнячками слуг народа и совершенно чрезмерным обилием видеокамер слежения.
Я была слишком невразумительной шлюхой, чтобы посещать подобные места, а другой шанс мне вряд ли представится. Так что, выше голову, Варвара Сулейменова, во всем можно найти положительные стороны.
За то время, что мы добирались до непритязательного караван-сарая для VIP-персон, Олев Киви успел четыре раза поговорить по мобильнику: на приличном английском, ломаном французском и совсем уж непотребном итальянском (экспрессивные предлоги и ожесточенная южная скороговорка противопоказаны северной тягучей артикуляции. В свое время мне популярно объяснил это профессор-филолог из Праги, полиглот и большой любитель орального секса)… Последний звонок, в отличие от предыдущих, был сделан самим Киви. Разговор шел на эстонском, – на том самом эстонском, жалкие осколки которого я тщетно пыталась забыть. Виолончелист договаривался о свидании – возможно, романтическом: Осло, «Королева Реджина», номер 217. Потом последовало препирательство относительно даты, и Киви и его собеседница сошлись на седьмом июля.
Седьмое июля. Седьмое, а сегодня четвертое. Через два дня он будет в Осло, сукин сын, кавалер безвизовых перемещений. А я останусь здесь – с занудой-Стасом и прибавкой к жалованью, если повезет.
Черт знает почему, но я почувствовала себя уязвленной: верх неприличия лапать глазами одну женщину и при этом ворковать с другой. Напрочь выбросив из головы дремовские инструкции, я закинула ногу за ногу, потянулась к фляжке, лежащей