Они обменялись улыбками и затихли во внезапном приступе неловкости. Двое мальчишек на школьном дворе, желающие подружиться. Ноги в сверкающих штиблетах начали переминаться, делая легкое «топ-а-топ» – не то в желании согреться, не то как выражение нерешительности – уйти или остаться? Штиблеты медленно повернулись носками к зданию рядом. Их владелец вскоре последует в том же направлении.
– Оживленное утро, да? – небрежно бросил Гейб, чем заставил штиблеты опять повернуться в его сторону.
– Рождество не за горами, тут уж всегда толчея и горячка начинаются, – согласился Лу.
– Толчея мне только на руку, – сказал Гейб, провожая взглядом брошенный ему в плошку двадцатицентовик. – Спасибо, – крикнул он вслед даме, подавшей ему милостыню едва ли не на ходу. Исходя из ее жеста, можно было решить, что монетка очутилась в плошке случайно, просто провалившись в дырку подкладки. Гейб взглянул на Лу широко раскрытыми глазами с улыбкой, которая была еще шире.
– Видал? Завтра кофе я угощаю! – хохотнул он.
Лу постарался как можно незаметнее заглянуть в его плошку. Двадцатицентовик там лежал на дне в полном одиночестве.
– О, не беспокойтесь! Я просто время от времени опорожняю ее, ссыпая монетки, чтоб люди не считали, что я очень уж благоденствую. Знаете, как это бывает.
Лу согласился с ним, в то же время не чувствуя полного согласия.
– Не могу же я допустить, чтобы узнали о моем пентхаусе, что за рекой, – добавил Гейб, указывая подбородком туда, где должен был находиться пентхаус.
Лу обернулся, глядя на Лиффи и на новехонький небоскреб на набережной, о котором говорил Гейб. Зеркальные панели небоскреба делали его как бы зеркалом дублинского центра. Восстановленный корабль викингов, пришвартованный у причала, административные и торговые здания, строительные краны на берегу и хмурое, затянутое облаками небо над ними – все отражалось на его панелях и, как в плазменном кристалле, улавливалось и вновь отбрасывалось назад, в городскую сутолоку. Выстроенный в форме паруса небоскреб вечерами подсвечивался синими огнями и служил постоянной темой разговоров дублинцев, по крайней мере, в первые месяцы своего возникновения. Но сенсации недолговечны.
– Насчет пентхауса я, конечно, загнул, пошутил то есть, – сказал Гейб, по-видимому, несколько обеспокоенный тем, будет ли принято его щедрое предложение.
– Вам нравится это здание? – спросил Лу, все еще зачарованно глядя на небоскреб.
– Больше всех других, особенно вечерами. Это тоже причина, почему я именно здесь обосновался. А еще потому, что здесь людно. На одном красивом виде деньжатами не разживешься.
– Это мы построили, – сказал Лу, наконец поворачиваясь лицом к собеседнику.
– Серьезно?
Гейб внимательнее оглядел его. Под сорок, нарядный костюм, чисто выбрит, лицо гладкое, как попка у младенца, аккуратно уложенные волосы, тут и там тронутые сединой, как будто в них сыпанули солью из