– Даже серьезно!.. О чем это?
Он молча взял ее под руку, повел в сторону, подальше от фонарей. Чижов долго смотрел им вслед желтыми немигающими глазами.
Михаил и Клавдия шли молча. Широкая аллея незаметно переходили в тропинку, заросшую высокой травой; здесь в глубине сада не было электрических лампочек, светила сквозь деревья луна.
– Что-нибудь случилось, Миша? – спросила, наконец, Клавдия.
Он глухо ответил:
– Ты сама знаешь.
– Ничего я не знаю. Говори прямо.
– Брось, Клава. Я не дурак, и не разводи со мной дипломатии.
Она высвободила свою руку.
– Ты, Миша, стал ужасно грубый. Во-первых, я ни в чем не виновата – он ко мне подошел и пригласил, а тебя не было. Я хотела отказаться, да как-то неудобно…
– Конечно, конечно, – криво усмехнулся Михаил.
Клавдия вспыхнула.
– Ты не имеешь права со мной так разговаривать. Я тебе не жена и никто…
– И слава богу! – подхватил он. – Слава богу, что не жена.
– Ах, вот как! Еще не поздно, Миша. Мы оба свободны.
Михаил остановился, в упор посмотрел на Клавдию. Она смело встретила его взгляд.
– Ты не выспался, Миша. У тебя плохое настроение.
– Я могу уйти!
Он ждал, что Клавдия остановит его. Она спокойно подала руку. Он затянул пожатие, все еще ожидая каких-то слов, но Клавдия молчала. Он отпустил ее руку – не надо! Она вдруг поняла, что это всерьез, и рванулась к нему, но было уже поздно: он уходил размашистым шагом, высоко подняв голову. И в его походке, в том, что он ни разу не обернулся, Клавдия впервые по-настоящему почувствовала мужской гнев. Она бы крикнула, вернула, но помешал Чижов. Появившись откуда-то перед Клавдией, он заглянул ей в лицо и сказал:
– Идемте танцевать, Клавочка. Не беспокойтесь, я провожу вас домой.
…Это была первая серьезная размолвка между Михаилом и Клавдией. Прошла неделя, а они все еще не помирились, даже не разговаривали. В кино менялась программа – Михаил и Клавдия не видели новых картин, в саду каждый вечер играла музыка – Михаил и Клавдия не танцевали. Они совсем позабыли любимое место на реке, и теперь бородатый рыболов мог спокойно расставлять по берегу свои корявые удочки.
В душе Михаила тлела слабая надежда, что Клавдия опомнится и придет к нему с повинной головой; три вечера он отдежурил впустую на скамейке против большого трехэтажного дома. По утрам дворник, подметая улицу, ворчливо дивился: кто это мог набросать около одной скамейки столько окурков и почему все они брошены недокуренными даже до половины? Михаил не знал, что в эти же самые томительные часы Клавдия, тоскуя, ждет не дождется его на танцевальной площадке, вздыхает, грустит и, наконец, отчаявшись и ожесточившись, идет, назло ему, танцевать с Чижовым.
На следующий день услужливые друзья, встретив Михаила, докладывали:
– А Клава вчера в саду была и танцевала.
– Меня не интересует, с кем она танцевала, – отвечал Михаил. –