– Нешто не поделится? Сей же час справедливости непривычной требуем, крови надо, крови!
– Ну хоть кусочка малого от хорунжего, давно на него, сладкого, облизываться устала…
– Цыц, – ласково попросила Катя, и её голос неожиданно грозным холодом накрыл всю площадь. – Они мои. Сама не съем, но и другим не позволю. Кто смелый мне вызов бросить, у кого с собой череп лишний или на зубы трёхлетняя гарантия?
Повисла тишина. Я лишний раз оценил, каким авторитетом пользуется здесь эта странная девушка.
– Назовите мне вину их.
Первой на шаг вперёд выступила крестьянская красавица Ефросинья, а вернее, злобная старуха-нищенка, и высказалась по существу:
– Вот энтот, молоденький, конём меня едва не затравил, прощения не испросил, деньгами не извинился. Свою долю от него требую!
– Просишь, – поправила Хозяйка, и бабка испуганно кивнула. – Кто ещё?
– Я ещё, – выступил стройный длинноволосый мальчик в гусарском костюмчике, то есть мелкий бес-охранник. – Казачок мне уважения не высказал, ружьё казённое бессовестно изломал и в рыло навешал не спрашивая! Тоже долю хочу! Хоть маленькую-у…
– И у меня некоторые претензии, – смущённо поднялся здоровяк Павлуша. – Хорунжий мяса свежего мне пожалел, за дядин грех откупиться не пожелал и сапогом ударил по пенису.
– По чему ударил? – дружно заинтересовались все, даже Прохор.
– Это латынь, – ещё более смущённо признался мясник. – Надеюсь, и мне доля положена.
– Вах, что ви как нэ родные все, а?! – протолкался поближе отец Григорий. – Мине он тоже надэлал – икону Бафомета трэснул, храм святой нэ пажалел, молитв читал, полы тряслися, да. А я нэ в обиде! Пусть идёт. Мою долю отдаст – и свабодэн, э!
– Кто ещё? – продолжала спрашивать Катя, пока я пытался хоть как-то переварить всю эту безумную смесь ложки правды и бочки лжи, только что вылитой на мою чубатую голову.
Вперёд вышли упыри. Оба красавца мялись, опустив глаза и перепихиваясь локтями, а потом Моня выдал:
– Не виновный он ни в чём, отпусти Иловайского, Хозяюшка…
Я так думаю, что если бы они оба просто спустили штаны перед её строгим ликом и хорошенько потрясли, чем сумели, то и в этом разе едва ли произвели бы большее впечатление. Они за меня заступались! Перед всеми своими! Катерина вылупилась в мою сторону так, словно я работаю дрессировщиком в бродячем цирке и сумел за один день так вышколить двух кровососов, что в них проснулась совесть. Я честно пожал плечами, понятия не имею, что на них нашло…
– Будь по-вашему! – утвердила Хозяйка. – Старика да коня я себе оставлю, отныне им мне до гроба служить. А хорунжего вам отдаю. Справедлив ли суд мой?
– Да-а-а!!!
– А мы против, – тихо пискнул Шлёма, когда согласованный рёв толпы чуть подутих. – Наш он, мы нашли, мы привели, нам и…
– Ты что-то хотел сказать, Иловайский? – игнорируя бедного упыря, обернулась ко мне девушка.
Я прокашлялся и, незаметно подмигнув Прохору, скромно