– Проверь, а?
– С какой радости? Я ведь тебя предупреждал?
– Ну что ты заладил? Просто – проверь! Я тебе заплачу!
Мнемотехник указал на кресло, похожее на страшное устройство для средневековых пыток.
– Экипировку снимай и садись туда.
Отказать сталкеру в просьбе он не смог. В отчужденных пространствах добро мало кто помнит, но Антрацит никогда ничего не забывал. Однажды Максим спас ему жизнь, и этого оказалось достаточно, чтобы пустить побоку все старые обиды и недоразумения.
– Бестолковый ты, Макс. Устроился?
– Угу.
– Чего дрожишь-то?
– Кресло у тебя… жутковатое.
– Прекрати! Ты же не пятилетний ребенок на приеме у стоматолога! Прошлый раз сбежал да глупостей наделал. Сиди уж!..
Максим сглотнул. В прошлый раз действительно глупо все получилось.
– Глаза закрой. Мысленно отключись от имплантов. Думай о том времени, когда их еще не было в твоем теле.
Максим покорно закрыл глаза.
Антрацит сел на вращающийся табурет, включил блоки аппаратуры, посмотрел на показания приборов.
– Макс, я же попросил! Что у тебя в голове творится? Импланты гиперактивны! В таком состоянии я не смогу найти причину сбоев!
– Ну, вколи мне что-нибудь! – зло огрызнулся сталкер. – Выруби мой мозг и работай себе спокойно!
– Не выйдет. Если потеряешь сознание, скорги вообще взбесятся. Они ведь сосуществуют в симбиозе с организмом. – Мнемотехник на миг задумался. – Хорошо. Я введу твой рассудок в пограничное состояние. Но и ты мне помоги. Неужели нет никаких нейтральных воспоминаний? Ты ведь не в Пятизонье родился, верно?
Максим ничего не ответил.
Попытка сосредоточиться на прошлом лишь усугубила положение. В сознании возникла цепочка болезненных ассоциаций, нанизывая одно пронзительное воспоминание на другое…
Глава 1
Окрестности Соснового Бора. Прошлое…
…Стылое, хрупкое утро.
Первый ледок подкравшейся зимы сковал лужи. Липкое месиво грязи, вспаханное гусеницами военной и строительной техники, застыло на морозе, открывая доступ к островкам руин. В звонкой тишине бледного рассвета тяжелые шаги патрулей отсчитывали последние минуты до окончания комендантского часа.
Город просыпался.
Историческая часть мегаполиса, наименее пострадавшая во время Катастрофы пятьдесят первого, уже полнилась деловой суетой, а в зоне тотальных разрушений, на подступах к Барьеру, запечатавшему уничтоженную окраину города-гиганта сферической гравитационной аномалией, еще царила тишина.
Казалось, что тут никто не живет, лишь военные городки, обустроенные по периметру мутно-серого купола, отрезавшего Сосновый Бор от остального мира, выдавали присутствие людей.
Подле Барьера безраздельно властвовала армия, но в нескольких километрах, там,