Всё как обычно. Стали рассказывать анекдоты (я их всегда не любил и практически никогда не мог запомнить). У меня замёрзли ноги (забыл шерстяные носки), и я вытравил Змея с кровати, сел на неё, поджимая в одеяло лапки.
(«Настоящая любовь»)
– Как ты, молокосос, отцу отвечаешь?! Вот, полюбуйся!
Отчим усмехнулся и указал шлангом на свою жертву.
– Шалава. Прости-тутка! Два института! Два проститута!!! Я захожу, а она тут с Багировым сидит!.. Чай, вишь, пьют – мол, телевизор делать пришёл. Уже не я! Я знаю эти телевизоры! Вот телевизор! — он замахнулся на недавно купленный с рук телеприёмник, цветной, но очень громоздкий и путающий цвета. — Учитель! Вот учитель — у меня в руках! – рассмеявшись своему удачному сравнению, закончил отчим и, размахивая шлангом, ударил им сына. Второй удар был блокирован, он выхватил шланг; отчим довольно проворно отпрыгнул в чулан и наткнулся там на кочергу. Во время произошедшей схватки отчим сильно ударил ей Слая по кисти, шланг выпал, и тут родитель нанёс удар по голове.
(«Дневник»)
В прямоугольнике света из двери в дом показалась Леночка – она поедала какой-то блин (-чик), на ней была очень коротенькая кожаная юбочка и какие-то очень телесные чулки, наверное. Очень пуховые шерстяные носки, как ни стирай, пованивающие козочкой и козликом (мы их не раз, кажется, видовали лично, и звали их, как видно, Иванушка и Алёнушка… Я пишу звали, потому что их может уже и не быть, да и звать здесь могут лишь в детстве, а потом благополучно забыть и… забить), зато уж тёплые! Ноги её очень мясистые (но, скорее всего, мягкие) и довольно-таки большие как таковые. Про остальное я умолчу, пусть блин символизирует всё это.
– Рая, – это было его обращение ко всем девушкам, – дай блинчика, а то коляску расшибу! – нахально высказал Змей, виляя одной ногой на полу, как в некоем танце, а потом схватился за детскую старую коляску.
Вскоре он уже удерживал её за талию, а Перекус в сей момент заскочил в дом и схватил там целую пачку «блинцов».
(«Настоящая любовь»)
И упал Слай в чёрную пропасть, и разбился, и подох бы там, если б не водка.
Очнулся Слай на дороге около дома. Классно его избили. Голова гудела, тела не было, в глазах темно. Вспомнил, что у него во дворе припрятан нож. Вооружившись, он стучал в дверь, но ему не открыли. Разбил окно. Отчим катался по полу, смеялся, размахивая горящей тряпкой. Слай кричал матери, но она не отзывалась. Тогда он снова вернулся во двор, где нашёл всё, что ему было нужно: скамейку, путы для коров, вазелин – и с этой ношей отправился в рощу, где давно привлекал его почти горизонтальный сук вяза.
Тёплый влажный ветер дул в лицо; два больших облака лениво расползались, открывая луну, словно занавес открывал сцену, на которой вот-вот будет разыграна трагедия, а пока — тяжёлая тишина предчувствия и пятно прожектора в центре сцены; невесты-берёзы, надев свой подвенечный наряд, водили хоровод в серебристом