– Ничего. Всем отдыхать, но с утра – за работу. У благородных рыцарей, сэр Арчибальд, тоже есть обязанности и полезные для общества нагрузки. А я на время покину вас…
– На время пира?
Я поморщился, сделал неопределенный жест и вышел из зала. За мной увязались несколько человек, но я шел очень быстро и целеустремленно, никого не замечая, и все постепенно отстали.
Из здания я вышел один, за время пира небо выгнулось высоким звездным сводом, верхушки домов серебрятся легким туманом, деревья окутаны легким призрачным светом. На западе догорают последние угли небесного пожара, а когда погасли, над миром простерлась ночь.
Ко мне поспешили испуганные слуги, я велел резко:
– Седлать Зайчика!
– Ваша светлость, – вскрикнул кто-то, – на ночь глядя?
– Ночь, – ответил я, – хорошее время.
Сам понял, что брякнул не то, она хороша больше всего для воров и для тех, кто ходит к чужим женам, но слуги послушно ринулись к конюшне.
Примчался Бобик, в ночи глаза горят страшным красным пламенем, и сам как сгусток первородной тьмы, но всем помахал хвостом, на меня уставился в ожидании: куда?
– Далеко, – ответил я. – Как ты и любишь.
От дворца хлынул яркий свет, это распахнулись двери, по широким ступенькам быстро сбежали барон Альбрехт, сэр Палант и начальник дворцовой стражи. За их спинами выглядывало встревоженное лицо Куно.
– Сэр Ричард! – вскрикнул Торрекс. – Вам нельзя ехать ночью!
– Почему?
– Мы не успеем собрать отряд сопровождения!
Я сделал отметающий жест.
– Сэр Торрекс, пора привыкнуть, что я не нуждаюсь в свите.
Барон Альбрехт рассматривал меня внимательно, сам он готов выступить в долгую дорогу хоть сейчас, но ему кроме Гандерсгейма ничего не придет в голову, а Палант спросил почтительно:
– В Брабант?.. Вы обгоните графа Ришара на полпути…
– Нет, – возразил я, – чем в Брабанте заниматься две недели?
– Тогда…
– В Тараскон, – пояснил я.
Палант разинул рот в удивлении, Альбрехт поинтересовался:
– Корабли?
– Пока только порт, – сказал я. – И, конечно, башни на входе в бухту. А потом и флот построим…
Зайчик выметнулся из конюшни черный и блестящий, как отлитый из черной смолы, радостно заржал, раздувая огненные ноздри. Роскошная черная грива метнулась из стороны в сторону, он потряхивал головой, как пес, но у того лишь звучно хлопают уши, а у этого черная, как ночное небо, грива вздымается красиво до мурашек по коже.
Двое конюхов висели на его удилах, улыбки вымученные, Зайчик вскидывает голову, и ноги обоих отрываются от земли, но делают вид, что все нормально, все под контролем.
– Я люблю тебя, – сказал я ему с чувством. Бобик тут же ревниво вклинился между нами, стараясь оттеснить меня от его соперника. – И тебя люблю, чудовище… В самом деле люблю, правда-правда!
Подошли еще рыцари, я отдавал последние распоряжения, Бобик испрыгался в жутком нетерпении, чуя далекое путешествие, обожает их почти так же, как вылазки