– Не шути со мной, женщина. Я не стану убивать своего сына.
Она внимательно смотрит мне в глаза, точно пытается разглядеть за ними содержимое головы. Я знаю этот взгляд. Я и сам так смотрю на людей.
Читай, женщина. Мне нечего скрывать.
Она отпускает мои запястья. Говорит с сожалением:
– Нет, ты не станешь.
И через мгновение её уже нет. Только скрипит замок на двери. Порт-анрийские женщины всё равно что тропические ночи. Появляются, когда меньше всего ждёшь. Исчезают раньше, чем ты успеешь их понять.
Я мотаю головой. Может, она и не приходила? Машинально тянусь к кресту и тотчас отдёргиваю руку.
***
Я неплохо ориентируюсь во времени, когда трезв. Этому научил меня Адский остров. Время можно измерять дыханием, сердцем, шагами часовых.
Дверь снова открывается через полтора часа после ухода Ками.
Хмурый кайман говорит, чтобы я шёл за ним.
Мы долго плутаем по коридорам, спускаемся по лестницам вниз, снова поднимаемся. Эту крепость строил безумец.
Я почему-то уверен, что сейчас увижу короля. Газетчики описывают его как доброго ребёнка. Очень вежливого и предупредительного. Наверняка Анри мягко поинтересуется, зачем я устроил всю эту чехарду с похищением сына. Представления, не имею, что я ему отвечу. Чувствую себя полным идиотом, если честно. Гораздо хуже, чем в тот вечер, когда ажаны обвинили меня в убийстве старика, а я мямлил им что-то про роман и вдохновение.
Мы пришли. Комната не очень-то похожа на детскую, а ещё меньше – на королевскую приёмную. Низкая люстра с дюжиной свечей едва освещает центр комнаты. Потолок и углы тонут во тьме. Пустота. Гулкое эхо наших шагов.
Кайман толкает меня в спину, так что я помимо воли выхожу в круг света. Сам он остаётся у двери.
Из темноты навстречу мне двигается невысокий силуэт. Мальчик в инвалидном кресле. Король Анри IX.
Портанрийцы восхищаются своим королём. Ему было всего семь, когда умер старый Анри. Но смерть деда и груз ответственности заставили мальчика повзрослеть раньше срока. Так говорят.
Я понимаю, почему на всех официальных портретах Анри IX – пухлощёкий малыш не старше восьми лет. Болезнь превратила его в настоящий скелет. Смуглая кожа приобрела зеленоватый оттенок. Глаза глубоко запали.
На мгновение мне кажется, что передо мной не ребёнок, а древний старик.
– Спасибо, Хорхе. Ты можешь идти.
Голос слабый, глухой. Совсем мальчишеский. Но я слышу в нём чистую, неразбавленную власть.
Когда Хорхе выходит и прикрывает за собой тяжёлую дубовую дверь, Анри говорит:
– Кайманы преданы мне, но они как дети. Никогда не рассказывай детям всей правды,