Он первым вышел из комнаты. Сообщники последовали за ним, даже не удосужившись закрыть за собой двери.
Было восемь часов утра. День выдался хмурый и холодный; ветер поулегся. Между тем море все еще штормило и громадные волны с прежней яростью обрушивались на скалы. Жители Ле-Сабль-д’Олона то ли из страха, то ли по какой другой причине, сидели по домам. На морском берегу не было ни души, кроме праздных с виду моряков, но, признав графа, они тотчас присоединились к нему.
Людовик де Манфреди-Лабом поднялся на борт люгера в сопровождении своих товарищей, вместе с принцем и другими пленниками.
Вскоре был отдан приказ сниматься с якоря. Через несколько минут легкое суденышко развернулось носом к открытому морю и на всех парусах понеслось по гребням волн, подобно Алкионе[4].
В то время как люгер уходил все дальше в открытое море, над стоявшем на отшибе домом взметнулись языки пламени, и через пару часов от него ничего не осталось, кроме пепелища. Никто и не думал тушить пожар. Достойные жители городка, высыпав из своих хижин, с видимым облегчением наблюдали, как полыхает таинственный дом, о котором ходили самые мрачные слухи.
В пяти-шести лье[5] от берега люгер поравнялся с крепким бригом, лавировавшим неподалеку. Оба судна обменялись сигналами и двинулись дальше вместе. Они шли в паре, как два мателота[6].
Вечером граф спустился к себе в каюту, куда перед тем распорядился перенести принца де Монлора и куда же поместил его брата, маркиза де Ла Рош-Талье, которого пронзил шпагой в грудь. Они провели в закрытой каюте всю ночь. О чем они говорили – об этом никто никогда не узнал. Когда же на рассвете граф снова поднялся на палубу, лицо его казалось мрачнее тучи и бледнее обычного.
В три часа пополудни оба корабля убрали паруса и легли в дрейф на расстоянии пистолетного выстрела друг от друга: море было довольно спокойным, ветер – благоприятным, и сообщаться не представляло никакого труда. От брига отвалило несколько шлюпок – они направились прямиком к люгеру и через десяток-другой гребков подошли к его борту.
Пленников, до сих пор содержавшихся в трюме, выгнали на палубу и велели спускаться в шлюпки. Вскоре три шлюпки повернули обратно к бригу; плененных было двадцать пять человек.
Последняя шлюпка все еще ожидала возле борта люгера; граф спустился в нее следом за маркизом де Ла Рош-Талье – его пришлось опускать в кресле на буксирном конце, заведенном за нок одного из реев грот-мачты. Тяжело раненый маркиз, не сознававший того, что происходит, и не заметил, как его пересадили с судна в лодку.
Граф пробыл на борту брига, совещаясь с его капитаном, до захода солнца, после чего вернулся на люгер. Вслед за тем на обоих кораблях перебрасопили[7] паруса, и, покуда люгер ложился на курс точно по ветру на Гибралтарский пролив, бриг, поставив брамсели[8] и раздернув рифы[9], крутым бакштагом[10] двинулся дальше в открытое море. Спустя два часа с палубы