Это случилось в 449 г.; с этого года Софокл уже нераздельно принадлежал Периклу – в течение ровно двадцати лет. С вождем непримиримой аристократии после смерти Кимона Фукидидом, сыном Мелесия (как мы его называем в отличие от знаменитого историка), его ничто не связывало: непримиримость – мы это уже знаем – не была в его характере. Напротив, лишь остракизм Фукидида весной 443 г. дозволил окончательно выдвинуться в области внутренней политики как Периклу, так и Софоклу. Для Перикла с этого года начинается непрерывный ряд его стратегий; Софокл, как уже было сказано, в этом самом году был избран казначеем союзной кассы. Это далеко не было синекурой: надлежало вновь организовать все дело и взимания союзнических взносов и управления ими согласно новым веяниям. Что Софокл успешно справился с этой задачей, имеющей столь мало общего с его поэтической деятельностью, – это мы вправе заключить из того обстоятельства, что афиняне вскоре затем избрали его на еще более важную должность – на должность стратега, в которой он оказался, таким образом, коллегой Перикла. Позднейшая легенда приписывает это избрание могучему впечатлению, которое произвела на всех афинян поставленная незадолго перед тем «Антигона» нашего поэта; мы пользуемся этой легендой для датировки этой трагедии, но в прочем позволяем себе думать, что причина дарованной поэту политической почести заключалась не в его поэтической, а именно в его политической деятельности как казначея союзной кассы.
В качестве стратега он отправился вместе с Периклом в поход против Самоса, отложившегося от афинян; это поход занял два с лишком года. Сомневаемся, чтобы война с единокровным самосским народом пришлась особенно по душе поэту-панэллину; но делать было нечего. Для нас его участие в самосском походе – большое счастье: оно свело его с товарищем по искусству Ионом Хиосским, а этот последний оставил потомству мемуары о своих путешествиях, из которых позднейший компилятор Афиней нам сохранил именно относящееся к Софоклу место. К сожалению, не во всем его объеме: Афиней заинтересовался такой подробностью жизни Софокла и греков вообще, о которой мы предпочли бы знать поменьше. Тем не менее запись современника – такая редкость, что мы считаем своим долгом привести отрывок Иона в дословном переводе.
Я встретился с поэтом Софоклом в Хиосе, в то время когда он в качестве стратега плыл в Лесбос; был он за вином любителем шуток и интересным собеседником. Его хозяином был Гермесилай, его личный кунак и проксен афинян (по-нашему: консул). И вот, когда отрок-виночерпий, стоя у огня… (здесь у Афинея пропуск. – Ф. З.) И он сказал ему:
– Хочешь, чтобы я пил с удовольствием?
– Конечно, – ответил мальчик.
– Тогда подноси мне чашу медленно и медленно же уноси ее. – Мальчик еще сильнее покраснел, и Софокл заметил своему