– Наташа, – сказал Илья, – выходите за меня замуж.
– Вы, кажется, ошалели, – ответила она, также переходя на вы.
– Нет, я не ошалел. Мне открылось будущее. Я знаю, что долго буду преследовать вас, пока вы, наконец, не согласитесь. Потом мы поживем вместе года полтора, и вы бросите меня. А что дальше – черным-черно. Мне страшно заглядывать туда.
– Все-таки я соглашусь?
– Согласитесь. Вы ведь и поехали со мной только потому, что я не похож ни на одного из ваших знакомых.
– Более нелепого вечера у меня… что-то не припомню.
– Лепого, Наташа, лепого… У вас никогда не было со зрением такого… как бы объяснить… как будто смотришь в перевернутый бинокль?
– Вы как прорицатель. Еще немного – и начнете вещать.
– Мне кажется, что я стал маленьким мальчиком и вы, непонятно за что, наказываете меня. Жестоко.
– Все равно я вам не верю, – помолчав, сказала Наташа. – Нельзя быть слабым с незнакомым человеком.
– Единственная, кого я любил до беспамятства, была пионервожатая в школе. А это значит, что я могу любить. Выходите за меня замуж.
– Еще немного, и вы, кажется, убедите меня.
– Это потому, что я целый вечер страшно хотел понять вас. Я и не думал, что у меня такая сильная воля, – Илья потер пальцами лоб. – Такая воля…
– Я пойду спать, Илья. Я очень устала.
– Да, конечно. Сейчас я покажу, где чистое белье, где все… А я немного посижу… Как будто что-то присосалось к сердцу, невыразимо приятное…
Наутро он проснулся оттого, что затекли ноги, и отнялась рука, на которой лежала голова. Стекло в лампе было черным от копоти, а ноги и руку он не чувствовал. Это было неприятно. Но было что-то очень приятное, о чем он не мог вспомнить. Затем в его сознании зажглось – она спит в соседней комнате! Он вскочил со стула и упал на колени. Ноги не держали. Потом их начало покалывать, капилляры заработали, и он сделал несколько шагов, мучительно сощурившись.
Постель была застелена. Нигде не было ни записки, ни напоминания о том, что она спала здесь. Илья опустил лицо в подушку. Ему удалось представить, что она чуть сыровата от слез…
«В походке милой слышен лев» – такие слова вспомнились ему в общежитии вечером. Она шла от лифта, не видя его, но на лице ее была такая скука! Он спрятался за колонну.
– Это ты, – сказала она, найдя его. – Прячешься.
– На тебя глядя, спрячешься.
– У меня плохое настроение. Я не хочу тебя видеть.
– Я тебе оставлю телефон, домашний. Позвони, как только захочешь.
Она взяла бумажку с телефоном, небрежно сунула ее в карман халата и едва кивнула на прощание.
«Все-таки взяла! – ликовал он. – Буду ждать, буду ждать месяц… Месяц? Настроение может измениться за час… Может, оно у нее уже изменилось!»
Он вызвал ее снова.
Она шла от лифта, и теперь на лице ее было