Березыньки скрипят,
Не дверца…
Ах…
По ладам, по басам, по ладам…
204. Бабушка
Над иконкою бумажные цветы,
А лампадки уж в помине нет.
Рядом ходики качают с высоты
Медный счет лет, зим, лет…
Время ткет и не торопится давно.
Ни морщинки не прибавить, не отнять.
Только вот середь привычных снов
Вдруг приснится убиенный зять.
Только вот приедет в гости внук,
Громким смехом тени содрогнет.
Молоточком в сенцах – тюк, тюк, тюк –
Подобьет рассохшийся комод.
Залатает крышу у трубы.
Сухостой порубит на дрова.
Обрисует в шутку ход борьбы
На чемпионате, в классе «А».
Будет мыться, фыркать и стонать
У кадушки с дождевой водой.
Будет так светло напоминать
Год, бог память, девятьсот шестой!..
И, отведав водочки и щей,
Захмелеет, заплетет глаза…
Ох, какое множество вещей
Можно и проплакать и сказать!
И сквозь дымку заблестевших глаз
Комната повыше и людней,
Будто бы и впрямь в урочный час
Прошлое вдруг поселится в ней.
Внук уедет и опять без суеты
На ущербе крошечный просвет…
Тихо ходики качают с высоты
Медный счет лет, зим, лет…
205.
Клеймит, клеймит заборы
Скучающий октябрь.
И норовит за ворот,
За пазуху, к локтям!
Запястья и лодыжки
В браслетах октября.
Румяных щек ледышки
Не пропадают зря.
Весь город в поцелуях
И пламени листов.
Ладонями протру я
Перила всех мостов!
206.
Память, как старая нянька,
Все подает нараспев:
Злобу – не меньше, чем гнев.
Горечь – не больше, чем вспышку.
Вовремя снимет крышку,
Старая, старая нянька.
207. Строевой смотр
Генералу «ура!» прокричали.
Враз пропели в снегу каблуки.
Не от радости, не от печали –
Покраснели глаза от пурги.
Алость губ в сизой меди проснулась.
Что-то мерно твердил барабан.
Бодрость марша ушла и вернулась
Сквозь сплошной снеговой туман.
И печатая шаг. Печатая.
На минуту сомкнув сердца,
Шла четвертая рота. Пятая.
Огранив силуэт лица.
И мерещится в снежном вареве
Незнакомая та игра:
Уходящего боя зарево,
Бередящее кровь «ура».
212. Сугроб
Су – это пение вьюги,
Пьяных и злых затей.
Гроб – на веселом досуге
Мастер ночных фонарей.
Гребень повит первобытностью,
Вьется