– Ты ушибся?
– Да, я рассек себе лицо. Вот, погляди на шрам, он так и остался.
Джордж наверняка потрогал этот шрам, он всегда все трогает.
– Я приземлился на большую кучу конского навоза. – Финн засмеялся. – Мой друг Мик…
– Скинхед! – закричал Джордж.
– Успокойся, сын. Да, скинхед. Мик и дядя Эд спасли меня.
– Когда у меня будет брат? Если я буду послушным, вы подарите его мне к Рождеству?
Я выключила воду и прислушалась. Мне было интересно, что ответит Финн.
– Я уверен, что Санта подарит тебе братика, только не к Рождеству, а позже…
– Почему позже?
– Потому что на это требуется время.
– Да? Почему? Сколько времени?
– Ох, Джордж, я устал от твоих вопросов.
Мысли нашего сына были беспорядочно рассеянны. Во всяком случае, так мне казалось.
– Сколько ждать? – не унимался Джордж.
– Подожди и узнаешь, – успокоил его Финн.
– Как вы это делаете?
– Спи. Пора гасить свет.
– Я могу сделать ребенка?
– Нет.
– Я бы сделал такого же мальчика, как я сам.
Надо было спасать Финна. Я открыла дверь детской спальни и прошла по узкой тропке между сооружениями из лего, солдатиками и пластиковыми сумками с хламом, купленным на автомобильной барахолке.
– Ну-ка, гасите свет.
– Ма, мой мозг еще не устал. – Я в шутку схватила беспокойные ноги Джорджа; он бил пятками по моим ладоням. Я называла его ноги везунчиками, потому что они были ужасно тоненькими и им повезло, что они не сломались. Еще они были гладкими как мрамор, а каждый пальчик был само совершенство.
– Мам! – Он хихикал и дрыгал ногами под стеганым одеялом с изображением паровозика Томаса.
– Перестань! Успокойся! – просила я.
Рокки кротко улегся в ногах у Джорджа.
– Я хочу еще послушать историю.
– Хватит. Завтра у тебя будет интересный день.
– Что будет завтра? – заинтересовался Финн.
– Джордж участвует в рождественской постановке, – напомнила я мужу.
– Ах да, конечно.
– Расскажи папе, кого ты там играешь.
– Я буду пастухом и буду играть на треугольнике.
– Что же произойдет, когда ты ударишь в треугольник? – спросил Финн.
– Тогда придут волхвы. Ты придешь на наше представление, правда, па?
– Обещать не могу, сын, но уверен, что ты будешь лучшим из всех пастухов.
Джордж перевернулся на бок и крепко прижал к себе свое любимое одеяло «Бэби». Под подушкой было полно игрушек, включая обезьянку Эйнштейна; как я ни убеждала его убрать ее, ведь неудобно спать на таком бугре, Джордж отказался.
– Подари мне свои ресницы, – бормотала я, осыпая его поцелуями и обняв худенькое тельце в теплой фланелевой пижаме. – Ты мой любимый мальчик. – Теперь я понимала, что имела в виду мама, когда говорила: «Мне хочется тебя съесть». Джордж был очень красивый – пышные, блестящие каштановые волосы,