Ещё и поэтому не привыкший рисковать (вдруг дождь зарядит!), отставной чиновник предпочёл поезд, и вот уже три часа кряду качался, переваливаясь с боку на бок на деревянном диване старого, явно доживающего последние дни перед списанием в утиль, ревматически поскрипывавшего в железных своих сочленениях «общего» вагона.
Сперва Глеб Сергеевич пытался читать прихваченный специально в поездку толстый том детективов Агаты Кристи, но из-за вагонной болтанки строчки прыгали перед глазами, очки сползали на кончик носа, и вскоре он, отложив книгу, принялся созерцать пробегающие за мутным, давно не мытым окошком, окрестности.
Степной, ничем не ограниченный до самого горизонта пейзаж отступил, и по сторонам железнодорожного пути замелькали сосны – вначале одиночные, корявые да разлапистые, потом пошли новые, недавние относительно посадки. Деревца здесь росли культурно, рядком, и были лет пяти-семи от роду. А дальше, когда поезд, лениво постукивая колёсами, вполз в настоящий лес, за окном стало сумеречнее от обступивших железнодорожное полотно столетних сосен, которые стояли уже в одном ведомом им самим порядке, кучнее, возносились целеустремлённо к солнцу, затеняя кронами всю остальную жизнь, копошившуюся у их подножья.
Местами эти исполины вплотную прижимались к путям, тянулись игольчатыми лапами к вагонам, стремясь то ли остановить их, не пустить в свою сокровенную чащу, то ли просто погладить, пробуя на ощупь – стоит ли опасаться этого запалённого, разогретого степным зноем, надсадно хрипящего, шумного железного зверя?
Впрочем, кое-где в полумраке бора замечались проплешины. На этих рукотворных полянах громоздились штабеля брёвен, высокие, аккуратно сложенные поленницы, виднелись рубленные домики – ветхие сторожки егерей и вполне современные жилые дома-вагончики на автомобильных шасси.
Человек всё глубже, настойчивее вторгался в зелёный массив, отвоёвывая у бора сотки и гектары песчаной земли, малопригодной для возделывания, но столь желанной для ищущих временного покоя и уединения состоятельных горожан.
Притомившись уже от затянувшегося путешествия, Глеб Сергеевич отвёл взгляд от окна, и принялся созерцать попутчиков.
В полупустом вагоне их было не много. Десятка два человек, преимущественно селян по внешности и повадкам, подрёмывали под монотонный колёсный перестук слегка покачивающихся вагонов, заботливо разместив под ногами и в проходе баулы с закупленными в городе товарами.
Пробираясь сквозь бор, который становился всё гуще, глуше, поезд то и дело останавливался на пару минут на полустанках, обозначенных белёными будочками обходчиков, и тогда возле вагонов начиналась суета. Кто-то сходил, исчезая в лесной чаще бесстрашно, кто-то, наоборот, выныривал из неё, карабкаясь судорожно, боясь не успеть, на подножку. Какие-то дремучие лесовики, обитавшие здесь