– Нет. Я выйду черным ходом. Ты, Саша, отвезешь меня в аэропорт на своей машине. К моей не прикасайтесь. Даже если я не вернусь никогда.
– Так сгниет ведь! – с горечью воскликнул Саша, глядя в окно на новенький Мерседес, который сам выбрал для хозяйки только на прошлой неделе.
– Лучше пусть он, чем ты, – ответила Мария Андреевна. – Едем! – она шагнула к двери.
– Мария Андреевна, – бросилась за ней Кари, – а как же…
– Все дела на тебе. Доверенности и печати в сейфе, где ключ знаешь.
– Но как с вами связаться?
– Я буду постоянно на связи. Электронная почта, квип. И еще, – Мария Андреевна спохватилась. – Саша, спускайся к машине, я догоню.
Когда охранник вышел, она сказала:
– Кари, если к тебе обратится за помощью женщина – ее зовут Марта, – сделай все, что она попросит. Даже если просьба покажется тебе…. странной.
– Я все сделаю, – горячо пообещала Кари.
Голос ее дрогнул.
– Прощай, – Мария Андреевна порывисто обняла девушку и вышла из комнаты.
«Колыванова Мария Андреевна. Год рождения: 1945. В 1967 году окончила Философский факультет Ленинградского Государственного Университета. В 1967—1968 году училась в аспирантуре, числилась младшим научным сотрудником, вела семинары по научному атеизму.
В 1970 году осуждена за тунеядство и соучастие в убийстве на пятнадцать лет. Отбывала наказание в колонии строго режима «…».
В 1985 году вернулась в Ленинград, работала в разных организациях гардеробщицей, вахтером, табельщицей.
В 1990 году подала в суд на начальника колонии, в которой отбывала срок. Заявление к рассмотрению принято не было, в судебном разбирательстве истице отказано.
В 1991 году зарегистрировала кооператив «Красавица», по оказанию парикмахерских услуг населению.»
Марта набрала следующий номер телефона.
– Кого позвать? Гаврилову? – ответили ей сквозь шипение и треск. – Да где ж я вам ее искать стану? Откуда вы? Говорите громче! Тут такой гвалт! Из нотариальной конторы? Наследство?! Ну, тогда подождите, не вешайте трубку…
В чреве ресторана дым стоял столбом. Официантки кричали на поваров, те на помощников, а последние, глотая ругательства, резали себе пальцы, обжигались кипящим бульоном и проклинали нечаянных гостей, свалившихся сегодня на их бедную голову.
Мойщица посуды, снявшая трубку, не сразу заметила Галю, дравшую глотку у большого чана с карасями.
– А я говорю, – орала она повару Степану, – они сказали в сметане, а не уху.
– Дык, сами ж сперва уху требуют, а потом…
– Выпили потом и передумали!
– А я ж чем виноват? Я ж их уже варю! – лицо Степана налилось багровой краской.
– Да плюнь ты. Вылови и на сковороду засандаль! Сметаной потом зальешь, будет как надо!
– А может еще выпьют, снова ухи захотят?
– Так не сливай навар-то. Требухи бросишь, и уха будет. Они ж такие деньжищи отвалили!
– Так и валили бы с деньжищами в «Асторию».