– Ну что же вы, граф? – чуть ли не сдерживая зевоту, лениво процедил он сквозь зубы с зажатой в них папиросой. – Решили стрелять, так стреляйте. Он вынул изо рта погасший окурок и левой рукой раздавил его в пепельнице. Дуло моего маузера по прежнему было плотно прижато к его лбу однако это не помешало Гюнтеру закончить свою, возможно, последнюю тираду: – Только учтите, дорогой корветтен-капитан[27]. Выглядеть после такого выстрела вы будете, как бестолковый помощник мясника. Весь с ног до головы в крови и мозгах. Мне-то, конечно, всё равно, но моим приятелям вряд ли этот пурпурный фейерверк придётся по вкусу.
Я всегда имел богатое воображение, оно, наверно, и помешало мне в те минуты. Я замешкался, представив воочию ярко-отвратительный натюрморт на крови. Один из сидящих ближе других друзей Пруса, стряхнув оцепенение, начал действовать. Он внезапным, точным ударом снизу выбил из моей руки пистолет. Тот по параболе улетел куда-то назад и, со звоном разбив что-то стеклянное, грохнулся на ближайший столик. Всё-таки меня с Прусом окружали боевые офицеры, а не беспомощные «шпаки».
Меня скрутили и передали дежурному патрулю. Утром ко мне на гауптвахту прибыл сам командир флотилии капитан цур зее[28] Клаус фон Рэй. Ветеран-подводник первой мировой и близкий друг моего крёстного отца легендарного Отто Виддегена. Естественно, с фон Рэем нас связывали особые отношения. Как всякий хороший командир, Клаус знал о своих подчинённых почти всё. Особенно о таких подчинённых, как мы с Прусом. После той знаменитой «драки героев», случившейся в клубе почти год назад, он старался не упускать нашу «сладкую» парочку из виду. По крайней мере, делал всё возможное, только бы фон Шторм и Прус как можно меньше встречались на базе. Кстати, и на этот раз я должен был уйти в поход за пару дней до возвращения «Дракона Апокалипсиса». Однако, как это бывает не только в мелодрамах, вмешался злой рок, а точнее – две банальных хвори: острый аппендицит и не менее острая гонорея. Первая внезапно свалила нашего здоровяка, старшего механика, а вторая прихватила за самое дорогое радиста-акустика, с которым я ходил на «Чиндлере» уже почти два года. Так что, пока в мой экипаж подбирали замену, нам с Гюнтом-Драконом поневоле пришлось свидеться.
Капитан цур зее вошел в арестантскую комнату гарнизонной гауптвахты и приказал мне, вытянувшемуся во фрунт, сесть. Сам тоже уселся на привинченную к полу круглую табуретку. Клаус снял с лысеющей седой головы фуражку и положил её на кровать.