Топнул царь правой ногой,
В ладоши хлопнул раз, другой.
– Слуги, Максима приведите быстро.
Но шипят советники-министры:
– Зачем слушать его нам,
Ты, мудрейший, видел сам,
Как он убить пытался сына твоего,
Смертью лютой надобно казнить его.
Только вот уж пред ним
Стоит растерянный Максим,
Не понимая положения своего.
Строго царь спросил его:
– Чем ты можешь оправдаться,
Чтобы с жизнью не расстаться?
Максим пожимает плечами:
– Царь великий, да что с вами?
Как оправдать смогу себя,
Коль даже того не знаю я,
В чём виновен, перед кем,
Судят меня здесь зачем?
– Ты спрашиваешь это у меня?
Яна месте преступления застал тебя!
Кто убивал царевича у меня на глазах?
Но не допустил того Аллах.
Когда меч ты заносил над его головой,
Я крикнул сам тебе «постой»,
Сам хватать велел тебя.
Чем тут можно оправдать себя?
Разве это злодеянье не твоё?!
– Так вот в чём горюшко моё!
Ты видел обнажённый меч.
Но не затем, чтоб принца сечь,
Вынимал его из ножен.
Он для другого был мне нужен.
Вот что было, царь, на самом деле.
Поохотиться с царевичем мы захотели.
Долго догоняя резвую косулю,
Припозднились и в лесу заснули.
Я проснулся, чуть светало,
На траве роса лежала,
Рядом дерево и куст.
Услышав непонятный хруст,
Посмотрел я тотчас ввысь,
На дереве увидел рысь.
Она от ветки оттолкнулась,
Да на царевича метнулась.
Я мечом ей преградил дорогу,
Помотал на нём немного
И стряхнул её за куст,
В этот миг услышал хруст.
Занималась уж заря,
Тут схватили воины меня.
– А где доказательства тому?
– Они есть, и показать могу
Эту рысь и её рану,
Что нанёс ей утром ранним.
Царь велел седлать коней,
На место то скакать скорей.
И вот они все вместе
На том самом месте.
Вот тот самый кедр зелёный,
А под ним ковёр махровый,
А недалече, за кустом,
Спит злодейка вечным сном.
В землю будто врыто ухо,
И насквозь проткнуто брюхо.
– Видишь, царь, ещё б немножко
И загрызла б эта кошка
Сына твоего до смерти.
Уж глазам своим поверьте.
Почесал за ухом царь,
Извинился государь:
– Да, не винен ты не в чём.
Максим ему обиженно потом:
– Царь, меня теперь прости,
Но отныне нам не по пути.
Честью я служил тебе,
А ты не поверил мне.
Стал царевич плакать горько,
Просил его: – Останься только.
Не уезжай, пожалуйста,