Плач третьей птицы: земное и небесное в современных монастырях. Игумения Феофила (Лепешинская)

же автор приводит свидетельство иностранца, путешествовавшего по России и побывавшего в 1840 году в Сергиевой пустыни. В. Пальмер цитирует резкие критические замечания настоятеля архимандрита Игнатия по поводу лицемерного православия и даже мертвости Церкви, сохраняющей лишь хорошую внешность, символы и обряды. Но обвинения касались лишь белого духовенства, зараженного духом еретического либерализма{63}. Святитель, несомненно, всегда отдавал предпочтение монашеству, верному святоотеческой традиции, и, «приближаясь к концу земного странствования», недвусмысленно заключал: «Духовным благом, объемлющим и совмещающим в себе прочие блага, называю монашество, к которому я призван с детства чудным призванием и неизреченною милостью»{64}.

      Аще кто не возненавидит…

      Побег мой произвел в семье моей тревогу…

      …Кто поносил меня, кто на смех подымал,

      Кто силой воротить соседям предлагал;

      Иные уж за мной гнались; но я тем боле

      Спешил перебежать городовое поле,

      Дабы скорей узреть – оставя те места,

      Спасенья верный путь и тесные врата.

А. С. Пушкин

      Святого Даниила Столпника ребенком привели в монастырь и попросили постричь родители. Получили родительское благословение на монашество преподобный Арсений Комельский и святитель Питирим Тамбовский. Но несравнимо чаще уходили тайно, вопреки родительской воле – преподобные Феодосий Печерский, Александр Свирский, Феодосий Сийский. И в наши дни случается: мальчик Саша, имея семью, совсем индифферентную к вере, скрылся из дому и вступил в монастырь. Мать, пока разыскивала его, не надеясь обрести жива, столько наплакалась и настрадалась, что начала понемногу молиться и, встретившись с сыном, уже не настаивала на его возвращении домой.

      Без конфликта не обходится, кажется, никогда. Уже Киево-Печерский патерик повествует о смущении, которое преподобный Антоний претерпел за пострижение отпрыска знатного боярского рода: разъяренный отец, сорвав с новоиспеченного инока монашеские одежды, повлек его в свои палаты{65}. Отец Иоасафа Белгородского не хотел его отпускать, даже имея извещение свыше, что сын станет архиереем. Семейные трения претерпел и святитель Игнатий (Брянчанинов).

      А одного молодого человека, уже в наши дни, забрали из монастыря; он по врожденной тихости нрава не упрямился, молча плелся как на заклание; достигли станции, сели в вагон, поезд тронулся; тут юноша вышел из купе; родители не обеспокоились: ведь не противился, да и вещи все здесь; а он спрыгнул на ходу и пошагал назад в обитель.

      Мать преподобного Феодосия Печерского нещадно колотила любимое дитя, найдя в монастыре после долгих поисков, – но шпионов, чтоб выследить, и бандитов, чтобы выкрасть его, не нанимала и в суд, народный, а затем в Страсбургский, не подавала, не то что любящая мамаша из новейшего времени, научаемая участливыми газетчиками.

      Никакие обстоятельства