– Не станет. Очухается. Нет, вы будто меня упрекаете в чем? А что мне делать-то оставалось? Он, по идее, сейчас не здесь должен быть, а в спектакле под названием «пекло» или у «позорного столба». А потом и на урок отправиться. Я уж и так на свой страх и риск своевольничала и ослушалась патрона – нашего визави сюда приволокла. Виктор им преподавал урок о «гордыне». У него нынче четыре ученика. Двое – один молодой, румяный и мордастенький, а другой – худой с бакенбардами, лет сорока – сидеть остались. Я не знаю: кому он их, бедненьких, на «растерзание» отдаст, и как накажет. Какие спектакли им устроит? Да и какая, в сущности, разница? Владимира мне вот поручил. А черноволосую бабенку он приказал забрать Георгу и Марселю. Те утащили ее для начала в «цирк».
– Бедняжка… Она хорошенькая? – хриплым, словно прокуренным голосом, поинтересовалась первая дама.
– Ты знаешь, вполне славная: стройная, белокожая. Правда, на мой вкус: немного сухопара. И грудь маленькая… Оу, да она точно понравится тебе!
– Когда ее освободят?
– Виктор сказал через пять часов. А что, тебе уже не терпится?
– Да, хотелось бы взглянуть.
– Ты можешь слетать. Она в соседнем пределе. Я могу только догадываться: ее сейчас, наверное, секут.
– А публики в цирке много?
– Много. А на первом ряду сестры Переспеловы – собственной персоной.
– Ну, те стервятницы своего не упустят. И к бабке ходить не надо: заставят надругаться над ней по полной, – нервно проговорила обладательница хриплого голоса.
– А тебе-то что? Пожалела? Ты, что ли, у позорного столба никогда не стояла?
– Стояла, Поленька. Оттого и интересуюсь: сколько часов Виктор назначил?
– Ну, если тебя это беспокоит, то лети и спасай. Проводи с ней сама урок, если есть желание.
– Пускай часа три помучается, а после и слетаю, – нарочито лениво отозвалась первая дама и зевнула. – Рано еще…
– Она хочет потом ей слезки утирать, – хохотнула третья. – Ведь так, Мег?
– Не утирать, а слизывать, – рассмеялась вторая.
– Вольно вам пересмешничать. Да, люблю я худеньких: с ребрышками, с острыми ключицами, узкой спинкой, маленькой, упругой попкой и изящными ступнями, – с вызовом произнесла Мег. – Нет, дамы, ежели у этой Катьки будут толстые щиколотки и широкие ступни, я оставлю ее Георгу и Марселю на все десять часов.
– Знаем мы твои пристрастия, гурманка!
– Ах, вы не можете вообразить, как сложно подобрать нужный вариант. Бывает, из тысячи не найдешь. Я одну обхаживала еще при жизни последней на земле. Было это около трех веков назад, в пригороде Кёльна. Соблазняла, как могла: и инкубов, и суккубов ей во снах подсылала – красивых, отменных «нежитей». И слова любовные с утренним ветерком нашептывала, и нежным шелком по грудям маленьким водила, и перышками павлиньими писеньку нетронутую ласкала. А она вскочит среди ночи, глаза сумасшедшие,