неуверенность и любопытство.
В мои 20–25 лет,
когда полагалось взрослеть
(т. е. отрезать язык подсознанию),
мы договорились:
Сознание сдалось, стало
шестёркой подсознания,
его двойником-подделкой
во внешнем мире.
Подсознание остепенилось (?)
хранит мне здоровье,
мир и сладость
«всё позволено» на свободе.
Наделение явлений смыслами
создало пространство мемов —
значений, идей, символов
и цепную реакцию обобщения.
Как и живое, мемы размножаются,
ноосфера непрерывно удваивается.
Смысл изменяет живое,
как и оно меняет планету.
Смыслы будущего покинут нас
в процессе роста абстракции.
Гибриды ощущений и понятий —
метафоры, юмор, парадоксы —
учат сознание летать.
Смешивание противоречий
уведёт его всё дальше:
от динозавра к птице,
от человека к его Наследнику,
пределу расширений логики,
владельцу всех парадоксов.
Не культура породила иронию
и юмор, абсурд, метафоры.
Наши восприятия не точны,
а проходят цензуру Целого:
сознание выбирает «полезное»
из реальности и подсознания.
Деконструкция уже в ощущениях,
в колосках-ошибках восприятия.
Ошибки можно использовать,
пахать мозг парадоксами
как размножение яиц курами.
Организм наблюдает только полезное
для остатка времени жить.
Насекомые не нуждаются в боли:
поедаемый кузнечик продолжает есть.
Боль у кальмара только глобальна:
её точечность бесполезна.
А боль человека – свеча во тьме —
можно, нужно зализывать.
Созерцание грозного —
огня, водопада, пропасти —
было уже Поэзией,
до рождения смыслов и Бога.
Наука не исключает священное,
а нежно облагораживает его:
из суеверия в романтику точности,
обновляя поколения значений,
поднимая ставки в игре выживания.
Когда первый поэт, в глубине веков,
прохрипел первую фразу,
это было «убирайся, чужак»,
подкреплённое жестом и позой.
Первыми поэмами были ругательства —
носители первых сюжета и стиля.
Ненависть к чужаку,
мэтэку, гайдзиню, лаоваю
обобщает страх патогенов.
Но только умножая на идеал —
чистоты и первородства —
выводят крепчайшие сорта:
на еврея, цыгана, рохинджа.
«Спасай Россию, Словакию, Мьянму!»
Поёт душа погромщика.
Сардины, увидев хищника,
спаиваются так, что