– Но она знала, что ты убил Терри!
– Ничего подобного. Здесь ты ошибся, неверно истолковав те образы, которые мелькали в моей голове, пока ты пил из меня кровь. Она знала лишь, что я избавился от Терри, а точнее, освободил от власти Терри ее и теперь она может навсегда остаться с любимым папочкой и даже улететь с ним вместе куда угодно. А это совсем не равносильно тому, чтобы знать, что папочка убил Терри. Дора до сих пор об этом не знает. Однажды, когда ей было примерно двенадцать лет, она позвонила мне в слезах и спросила, знаю ли я, где сейчас мамочка и ее дружок, куда именно они поехали, когда отправились во Флориду. Мне пришлось прикинуться этаким дурачком и обмануть ее, сказав, что раньше я просто боялся говорить ей о смерти матери. Слава богу, это был телефонный разговор, а врать по телефону я умею очень хорошо. За что его и люблю. Это все равно что выступать по радио.
Но вернемся к шестилетней Доре. Папочка привез ее в Нью-Йорк и снял шикарный номер в отеле «Плаза». С тех пор Дора имела все, что папочка был в состоянии ей купить.
– И все-таки даже тогда она плакала, вспоминая Терри?
– Да. И должен сказать, что она, наверное, была единственным живым существом, которое когда-либо оплакивало Терри. Еще перед свадьбой мамаша Терри заявила мне, что ее дочь потаскуха. Они люто ненавидели друг друга. Отец Терри был полицейским. Кстати, вполне приличный малый. Однако дочь он тоже не жаловал. Ее нельзя было назвать приятной в общении. С такими людьми лучше вообще не сталкиваться даже на улице, а уж тем более завязывать с ними более близкое знакомство.
Короче, родственники пребывали в полной уверенности, что Терри просто сбежала с тем парнем во Флориду, оставив Дору на моем попечении. Старики – я имею в виду родителей – думали так до самой своей смерти. А остальные, кто жив и сейчас, не сомневаются в этом до сих пор. Мне трудно объяснить причину, но ни один из них толком не знает, кто я и чем занимаюсь. Конечно, в последнее время им, вероятно, попадались на глаза кое-какие публикации в газетах и журналах. Точно не знаю. А впрочем, какое это теперь имеет значение? Да, Дора плакала и скучала по матери, но после тех лживых объяснений, которые она получила от меня в двенадцать лет, девочка не задала больше ни одного вопроса.
Пойми, любовь Терри к дочери была своего рода животной, чисто инстинктивной, сродни той, что испытывает к своему детенышу любое млекопитающее. Она ограничивалась заботой о соблюдении гигиены, о том, чтобы ребенок был правильно накормлен и хорошо одет. Да, она водила Дору на уроки танцев, сплетничала там с другими мамашами, хвасталась успехами дочери и гордилась ею. Но при этом они практически не разговаривали и, по-моему, могли неделями не общаться друг с другом. Ты понимаешь, о чем я? Все было построено только на инстинкте. Возможно, в жизни Терри он вообще играл главенствующую роль.
– Мне кажется странным и даже забавным, что тебе суждено было связать свою жизнь с таким существом.
– Ничего