И дворец, и лачугу, и дом Нирензее,
И Москву, и Подолию, и Аркадак,
Но с тоскою не станешь трезвее.
Иногда попадая под огненный гнёт
Или образы жизни на радости сея,
Никогда лук разлуки никто не согнёт
И никто, кроме силы царя Одиссея.
Бессвязная фаза
Обычай любить необычных,
предвечной связав бечевой…
Полезнее вредных привычек
для счастия нет ничего!
А ныне – и опыт стерилен,
и пыток остыл кипяток —
чуть лиру вращает на гриле
один электрический ток.
Сохранённые сообщения
Солнце московское, чистое, глазами промытое!
Грей воздыхающих ново – и ветхозаветных!
Рукой подать до солнца полнолуния! Подача справа —
Волан над мячиком, мячик ячеистый, новостная авоська…
Согласно тропарю до горизонта дёрн раздёрнут
Вздохом, исходящим из глубины сердечной!
Возвращаясь на землю, пассажиры застряли в лифте —
ячейка гражданского общества – нажимать на кнопку
с изображением колокола, похожего на белую ночную сорочку.
Жадная молитва
На столпе, где нет толпы,
Только мы, Господь, с тобою,
Дай я душу успокою,
Разреши нам сблизить лбы.
Кто же, если же не Ты,
Автор, пишущий верлибром —
В пищу нашим слабым фибрам —
Вирши вещи и густы?
Лоб, где череп был и смерть,
А теперь таится космос,
Сопоставленный на конус,
Дай мне черпать и терпеть!
Даст в пустыне мне пласты
Лба прохладного глоточек,
Средоточье сочных точек,
Кто же, если же не Ты?
Нематериальна твердь,
Только – силовое поле.
Пить слова даёт от боли
Лоб, где череп был и смерть.
Встал бы с дыбы на дыбы —
Для дуги с прямой – благою…
Дай я душу успокою
На столпе, где нет толпы.
«Холмы навстречу в сумерках идут…»
Таблица Метельницкого
Чугунный чай, лимон скрипичный,
любовные удушья мёда,
кругом заржавленные спички,
библиотека, дом, свобода.
Постель, раскрытая, – на стрёме,
в душе – любое время года
и прошлое. В любом объёме.
Уединенье, дым, свобода.
Посуда, кимоно, погода,
иконостас серванта, борщ.
И ничего не происходит,
и понимаешь, что живёшь.
Хороший день
Хороший день: ни стрессов, ни медуз, —
когда он кончится, мне будет очень плохо.
Пусть продолжается