P. S.
А хочешь, я признаюсь тебе в одной вещи? Только никому не говори, ладно? Я, конечно, не слишком часто заглядываю в почтовый ящик: в нем редко бывает что-то, кроме рекламных буклетов. Но… каждое утро я включаю компьютер, запускаю Интернет, вхожу в электронную почту и… да, я его жду. Письма неизвестно от кого. Особенного письма. Обнадеживающего, как смутная улыбка.
Кафе «Печаль»
…Не из-за чего тут меняться в лице.
В Испанию мы с мужем летели через Женеву, где провели полдня. В этом городе уже много лет живет мой старинный друг Георгий. Вернее, друг моего отца. И мы, конечно, договорились встретиться за завтраком в кафе на берегу озера.
Воскресная Женева вызвала у меня ассоциации с каким-то большим всеевропейским пикником. Нас окружал многоязычный, многоцветный мир радости и покоя, правда, немного легкомысленный и очень хрупкий: дети, лебеди, влюбленные, велосипеды, туристы – словом, лето, солнце и дух свободы. Двадцать лет назад я как-то не обращала на это внимания. Что-то изменилось, но не знаю, в городе или во мне. Или просто голова у меня тогда была занята другим.
Посидели мы замечательно. И конечно, по счету платил Георгий. Есть в таких мужчинах особый шарм. Нет, дело не в деньгах. В уверенности. С годами – а Георгию недавно исполнилось семьдесят – она не уменьшилась, скорее наоборот.
Когда муж вышел в туалетную комнату и мы с Георгием остались наедине, он протянул мне двести франков.
– Зачем? – слабо возразила я. – Ты нас так накормил, что нам до самой Барселоны есть не захочется… и вообще.
– Купишь себе подарок. Я не хотел при твоем муже: еще подумает что-нибудь такое…
Я не стала спорить и спрятала деньги, хотя в глазах мужа этот жест Георгия меня бы, пожалуй, даже возвысил. То, что его жена может кому-то нравиться кроме него, ему только льстит. А про Георгия он знает. Знает, что между нами ничего не было и что это «ничего» произошло задолго до нашего с мужем знакомства. И еще то, что время от времени, приезжая в Россию, Георгий привозит мне французские духи Chamade от Герлен, которые давно уже стали частью меня. Никто даже не представляет, что когда-то я пахла «Белой сиренью».
– Да думать-то нечего, – сказала я, пожимая плечами. – Ничего же не было…
А потом, глядя на всё еще черные волосы на груди Георгия, чуть видные в вороте его белоснежной рубашки апаш, почему-то прибавила:
– К сожалению…
– Да, – ответил Георгий. – Я тоже иногда жалею об этом… Но, сама понимаешь, ты же не такая женщина, которую можно было поматросить и бросить. А что я еще мог предложить?
Ну конечно, ничего. Мы жили в разных странах, он женат – и что бы там ни происходило в его личной жизни, брак для Георгия всегда был священен. «Это мой крест, – сказал он мне тогда, – и я буду его нести».
В то время ему было столько же, сколько мне теперь, и он казался мне