«Четыре дня мне ехать до Москвы…»*
Четыре дня мне ехать до Москвы.
И дождь, и грязь, да поезжай в объезд,
А там, в пучках измызганной травы,
Торчит березовый немецкий крест.
Судьба, куда ты немца занесла,
Зачем его швырнула как мешок
У старого орловского села,
Что, может быть, он сам недавно жег?
Так, через эти чуждые гробы,
Колеса наши пролагают след.
А что нет дела немцу до судьбы,
То и судьбе до немца дела нет.
«Смятенье смутное мне приносят…»*
Смятенье смутное мне приносят
Горькие веянья весны.
О, как томятся и воли просят
Мои мучительные сны.
Всю ночь, всю ночь голоса убитых,
Плача, упрашивают из земли:
«Помни кровь на конских копытах,
Помни лица наши в пыли.
Мы не запашем земли восточной,
Глина лежит на глазах у нас.
Кто нас омоет водой проточной,
Кто нас оденет в твой светлый час?
Только и властны над сонным слухом, —
Если покажешь нам путь назад, —
Мы прилетим тополевым пухом,
Как беспокойные сны летят».
«Как золотая птичка…»*
Т. О.-Т.
Как золотая птичка,
Дрожит огонь впотьмах,
В одну минуту спичка
Сгорит в моих руках.
Неверное такое,
Навек родное мне,
Сердечко голубое
Живет в ее огне.
И в этом зыбком свете,
Пусть выпавшем из рук,
Я по одной примете
Узнаю все вокруг.
Мне жалко, что ни свечки,
Ни спичек больше нет,
Что в дымные колечки
Совьется желтый свет.
Невесел и неярок,
На самый краткий срок,
Но будет мне подарок —
Последний уголек.
О, если б жар мгновенный,
Что я в стихи вложил,
Не меньше спички тленной
Тебе на радость жил!
«Мне снится какое-то море…»*
Мне снится какое-то море,
Какой-то чужой пароход,
И горе, какое-то горе
Мне темное сердце гнетет.
Далекие медные трубы
На палубе нижней слышны
Да скрежет, тяжелый и грубый,
Запятнанной нефтью волны.
И если заплачет сирена
Среди расступившихся вод,
Из этого странного плена
Никто никогда не уйдет.
Покоя не знающий странник,
Кляну я чужой пароход,
Я знаю, что это «Титаник»
И что́ меня в плаванье ждет.
Мне дико, что там, за кормою,
Вдали, за холодной волной,
Навеки покинутый мною,
Остался мой город родной.
«Какие скорбные просторы…»*
Какие