– Полагаю, никаких денег вы не отправляли.
– Еще не хватало.
– Но письма-то предъявили полицейским?
– Полицейским? Только время тратить, ихнее и мое. Делов-то – это ж мальчишки, верно? Как в Библии сказано: от палок да камней не соберешь костей, а брань, известное дело, на вороту не виснет.
Викарий даже не пеняет ему за ошибку в указании источника. По его мнению, лавочник ведет себя как-то беспечно.
– Неужели вы просто убрали письма в ящик – и все?
– Ну, поспрошал в округе. У Фреда, опять же, вызнал, что ему известно.
– А кто такой этот мистер Уинн?
Оказывается, Уинн – торговец мануфактурой, живет дальше по дороге, в Блоксвиче. Сын его – одноклассник Фреда Брукса. Каждое утро мальчики вместе садятся в поезд, а потом вместе возвращаются. Было дело – лавочник не уточняет, насколько давно, – ребят задержали, когда они якобы разбили окно в вагоне. Оба божились, что это сделал совсем другой парень, по фамилии Шпек, и в конце концов управление железной дороги решило не доводить дело до суда. И первое письмо пришло аккурат через пару недель после этих событий. Может, и есть тут какая-то связь. А может, нету.
Теперь викарий понимает причину такого равнодушия. Нет, лавочник понятия не имеет, кто такой Шпек. Нет, мистер Уинн никаких писем не получал. Нет, сын Уинна и сын Брукса не водятся с Джорджем. Оно и неудивительно. Перед ужином Шапурджи передает этот разговор Джорджу и заявляет, что окрылился.
– Что вас окрылило, отец?
– Чем больше народу будет вовлечено в эту историю, тем выше вероятность, что негодяя найдут. Чем большему числу людей он станет отравлять жизнь, тем вероятнее, что где-то у него выйдет осечка. Тебе что-нибудь говорит фамилия Шпек?
– Шпек? Нет. – Джордж мотает головой.
– В некотором отношении меня окрылило и то, что на семью Брукса тоже велись нападки. Они доказывают, что дело не ограничивается расовыми предрассудками.
– Разве это хорошо, отец? Когда для ненависти находится более одной причины?
Шапурджи мысленно улыбается. Его всегда восхищают такие вспышки интеллекта у послушного и преимущественно замкнутого подростка.
– Не боюсь повториться: с такими мозгами ты станешь отличным адвокатом.
Однако даже сейчас ему вспоминается строчка из одного письма, которое он скрыл от сына: «Не пройдет и года, как твой щенок будет либо похоронен, либо навек опозорен».
– Джордж, – заговаривает он, – хочу, чтобы ты запомнил одну дату. Шестое июля тысяча восемьсот девяносто второго года. Как раз два года назад. В тот день мистер Дадабхой Наороджи был избран в парламент от лондонского округа Финсбери-Сентрал.
– Понимаю, отец.
– Мистер Наороджи много