Ну а 21 декабря в Санкт-Петербург пришла уже не очень неожиданная весть о падении Порт-Артура…
Революционер № 1
Личность попа Гапона до сих пор вызывает массу споров и дискуссий. В советские годы на него повесили двусмысленный ярлык «провокатор», а в постсоветские к этому добавили еще несколько типа «агент полиции», «японский шпион» и т. п. Да и вообще «темная личность». И это неудивительно. Ведь революционеры всегда «ревновали» Гапона к народу, ибо ни Ленин, ни Троцкий, ни кто-либо из эсеров никогда не обладали таким огромным влиянием на народные массы. Ну а поклонники царя, бывшие и теперешние, ненавидели Гапона как человека, фактически лично развязавшего революцию 1905 года.
Григорий Гапон родился в 1870 году селе Велики Полтавской губернии в семье зажиточного крестьянина Аполлона Гапона. В детстве Григорий был очень религиозен и отличался склонностью к мистике, любил слушать рассказы о жизни святых и мечтал тоже совершать чудеса. По совету сельского священника родители решили отдать сына на обучение в духовное училище. Успешно сдав вступительный экзамен, Гапон поступил во второй класс Полтавского духовного училища, по окончании которого поступил в Полтавскую духовную семинарию. Однако Гапон с самого начала был не таким, как все. Сначала увлекся толстовскими идеями, потом повздорил с начальством. В итоге вместо духовного факультета Томского университета по окончании семинарии он пошел работать в земство, а также начал подрабатывать частными уроками.
В 1894 году Гапон женился на купеческой дочери и по ее совету решил принять духовный сан. О своем намерении он рассказал полтавскому епископу Илариону, и тот обещал ему покровительство, сказав, что «ему нужны такие люди». В том же году Гапон получил статус дьякона, а потом и священника в бесприходной церкви Всех Святых при полтавском кладбище. Именно тогда впервые проявился талант Гапона как проповедника и лектора. И снова конфликт. На сей раз попы из соседних приходов стали возмущаться, что Гапон «похищает» у них паству. А тот, в свою очередь, обвинял их в фарисействе и лицемерии. Вообще, церковь в те времена была уже не та, что, скажем, в середине XIX века. Ее раздирали