…Был полдень. Направо у станции Перово забор мастерских и роща. Шли люди вдоль полотна и около забора, приличные, человек шестьдесят.
– Ни с места! Руки вверх! – наведя револьвер, закричал им с площадки вагона Риман. Люди продолжали путь. Риман остановил поезд. Солдаты начали в них палить. Когда сосчитали убитых, то оказалось их шестьдесят три человека. Некоторые, услышав выстрелы, поднимали руки, но их били. Все солдаты вышли из поезда, а его, пустой, приказали двинуть на станцию. Солдаты пошли в наступление с двух сторон. Влево загремели выстрелы. Я остался в поезде с бригадой. Видно было, как падали люди.
Когда поезд остановился около платформы, мы услыхали крик: штыком прикололи помощника начальника станции в то время, когда он говорил по телефону…
…Прибыли в Люберцы…
…Подъезжает к станции извозчик. На санях сидит бритый человек в шубе. Его остановили и обыскали. Ничего не нашли и отпустили. Он пошел на село, в чайную. Там он сидел с компанией – солдаты вновь его обыскали и нашли у него два револьвера. Забрали его и шестерых пивших с ним чай. Их отвели в контору начальника станции.
Около двери совещались офицеры, потом привели священника к арестованным. Он там пробыл несколько времени и ушел. Вслед за ним арестованных под конвоем повели в поле. Мы смотрели с платформы вагона. Они шли бодро, быстро. Впереди спокойно шагал бритый в шубе, руки в карманы. Это был Ухтомский. Сначала его не узнали – он прежде носил бороду и усы. Всех поставили у кладбища, на горке, лицом в поле, а спиной к шеренге солдат, но бритый взял да повернулся и стал лицом к солдатам. Грянул залп. Все упали, а бритый стоял, руки в карманах. Второй залп – он закачался. В это время его дострелили из револьвера, и он упал.
Поехали дальше. Захватили арестованного слесаря и дорогой его пристрелили и выбросили из вагона на путь…
В Голутвино прибыли около трех часов дня… По платформе шел машинист Харламов. У него нашли револьвер без барабана – вывели на станцию и расстреляли.
В это время фельдфебель какого-то полка, возвращавшегося с войны, подошел к Риману и сказал:
– Удивляюсь, ваше высокоблагородие, как можно без суда расстреливать?
– А, ты лезешь учить! – и пристрелил его. (Эта скотина, Риман, ни в одной войне не участвовал, служил в Петербурге! – Авт.)
Народу была полна станция. Всех задерживали, обыскивали. Расстреляли у штабелей с камнем 23 человека… Взяли начальника станции Надежина и его помощника Шелухина – старые, уважаемые всеми люди. Повели гуськом: Шелухина – впереди, сзади – Надежина, который шел рядом с Риманом и просил его:
– Пожалейте, хоть ради детей.
Риман приказал солдату велеть ему замолчать, и солдат ударил кулаком старика по шее.