Обдумывая все это, я разглядывала свои ноги. Сухие травинки застряли в носках и больно кололись, оставляя на коже красные следы.
– Почему люди обязательно должны умирать? – спросила я, но когда обернулась, увидела, что викарий уже стоит у дверей в церковь.
– Может, придешь на чаепитие в зальной церкви? – окликнул он меня.
Мне не слишком хотелось туда идти. Я предпочла бы вернуться к Тилли. Ее мама не ходила в церковь, опасаясь, что там викарий промывает всем нам мозги. Но я должна была согласиться, потому как в противном случае подвела бы Иисуса, так мне, во всяком случае, казалось.
– Ладно, – сказала я и отряхнула травинки, прилипшие к коленям.
Я шла следом за миссис Мортон по дорожке, проложенной между церковью и залом. Края дорожки густо заросли гусиной травкой, лютиками, среди них высились стебли наперстянки, ронявшей целые облака пыльцы из толстых пурпурных колокольцев. Ветер стих, оставил нас на растерзание сухой палящей жары, которая врезалась в кожу плеч и рук, из-за которой было трудно вымолвить даже одно слово. Мы шли гуськом – молчаливые пилигримы, влекомые к святилищу чая и печенья, все одетые в воскресные платья и украшенные блестящими капельками пота.
Вот мы дошли до автостоянки, и я увидела Тилли, она сидела на ограде. Кожа блестела – она была намазана кремом от загара с головы до ног. На голове у Тилли красовалась непромокаемая шапочка.
– Другой дома просто не нашлось, – пояснила она.
– Вроде бы твоя мама не хочет, чтоб ты увлеклась религией? – спросила я, протягивая ей руку.
– Мама ушла раскладывать товар по полкам в кооперативном магазине, – ответила Тилли и тяжело спрыгнула на землю с кирпичной кладки.
Зальная церковь являла собой низкое белое здание, расположившееся в самом конце дорожки. Смотрелось оно здесь как-то неуместно, словно архитектор долго раздумывал, куда бы его приткнуть, и никак не мог решить. Внутри позвякивали чашки и блюдца, приготовления были в разгаре. По паркету бодро стучали каблучки, в углу высились гигантские кипятильники из нержавеющей стали, они шипели и плевались паром.
– Я буду «Боврил»[4], – сказала Тилли.
Я покосилась на миссис Мортон – она заказывала нам напитки в другом конце комнаты. Раннее вдовство заставило ее устраивать жизнь на объедках с чужих столов; она пекла, вязала, всегда была готова услужить и постепенно стала для всех незаменимой. Интересно, подумала я, какой бы была миссис Мортон, не уйди из жизни ее муж так рано. Если бы мистер Мортон, сидевший тогда за рулем, не стал бы, пригнувшись чуть ли не к самому полу у сиденья, искать радиоволну, на которой выступали «Нью Сикерс»[5], то не влетел бы прямиком в отбойник на трассе М4. Люди перешептывались, будто с ним была пассажирка, женщина, которая появилась на похоронах в черном платье до пят и с алой помадой на губах, и она так громко, просто до неприличия, рыдала, что служке пришлось вывести ее из церкви. Я ничего этого не помнила. Была еще слишком мала. Я знала и запомнила миссис Мортон именно такой,