Но тут важен не практический результат, а то настроение, какое выливалось в этом стремлении запасаться проповедями. В душе питомца духовной школы жила мечта быть пастырем, в его внутреннем человеке уже слагался идеал служения Церкви. Да в юноше ли только? Не носили ли мы эту заветную мечту еще в раннем детстве, еще безсознателыю? Не отражалась ли она еще в наших детских играх? Да простит нам святая матерь наша Церковь наши детския крестныя хождения с досками и лопатами вместо икон и с пением “Христос воскресе”: то не было кощунство, то было невинное в сущности стремление скорее быть тем, чем были отцы наши… О том ли теперь мечтает духовный юноша? То т ли идеал носит в себе его душа? Увы, для семинариста стала более привлекательною мечта быть “лошадиным доктором”, ветеринаром, чем пастырем и врачем душ! Духовенство отдает своих детей в духовные семинарии теперь больше потому, что это – даровая средняя школа, подготовляющая на все пути жизни, а не потому, что оно желает повести детей по своему пути служения Церкви. Забывают отцы, что сами питаются от Церкви, у Церкви же хотят взять средства и для образования своих детей, но отдать их на служение ей – у них и мысли нет… Разве неудачник выйдет – деваться будет некуда. Я знал немало почтеннейших протоиереев столичных, которые отдавали детей своих в гимназии, оттуда вели их в университеты, но не пускали их по своей дороге. Как будто духовная школа – это что-то низшее против светской, нечто плебейское… А от столичных батюшек заражались таким взглядом как-то безсознательно и сельские, но, не имея средств воспитывать детей в гимназиях, скрепя сердце посылали их в семинарии, внушая все же, что будет время, когда они покинут путь сей и поступят в университет, в какой-нибудь институт. Не буду теперь говорить, под влиянием каких причин слагались такие взгляды, такия стремления: обычно говорили и говорят, что материальная необезпеченность духовенства ставила его в унизительное положение пред прихожанами: всю жизнь смотри в руки мужика, а в городах – купца, барина, – об этом скажу свое мнение когда-нибудь после, – теперь же отмечу, что как будто и высшая духовная власть шла навстречу таким стремлениям духовенства: наши семинарии на нашей памяти уже не раз преобразовывались, и все в сторону таких пожеланий. Вот и теперь назревает, уже вырабатывается реформа, но что она готовит нам? С тревогой думаем мы, архиереи: дадут ли нам новыя семинарии добрых кандидатов пастырства? Зажгут ли в сердцах семинаристов тот огонек, без котораго пастырь есть наемник, который видит волка грядуща и бегает? Обучат ли будущих пастырей “глаголом жечь сердца” или – если уж это не по силам современной школе, – то по крайней мере, живым словом, правильным, доступным народу языком, тепло и сердечно излагать истины веры в противовес лжеучениям, имже ныне несть числа? Или по-прежнему будущий пастырь без тетрадки не сделает ни шагу? Познакомят ли, заставят ли полюбить писания духоносных отцев и учителей Церкви? Сумеют ли воспитать в юношах – кандидатах пастырства вкус к той священной литературе,
