Нас стращают: “всякое-де ограничение действия льгот, уже возвещенных, способно вызвать в среде старообрядческаго населения недоумение, готовое перейти в разочарование и смущение, недалекое, при благоприятных к тому обстоятельствах, от смуты”. Опять передержка. В Высочайших указах нет ни слова о свободе пропаганды – проповедания, а то, что дала или “возвестила” Государственная Дума, еще не Высочайший указ. Если по местам свобода пропаганды уже идет, то ведь это свершается просто захватным правом, помимо всякаго закона. Это следует пресечь, как восхищение недарованнаго. Что ясно и точно указано в Высочайших указах, то и пусть входит в жизнь, но отнюдь не больше. Всякое расширение закона есть уже его искажение. А по отношению к расколу, который сам есть искажение истины, такое расширение есть намеренное содействие распространению лжи и заблуждений. Нас хотят утешить статьей 84 Уголовнаго Положения, карающей виновных в совращении православных в расколоучение посредством злоупотребления властью (каковой лжеучители, конечно, не имеют, а следовательно, к ним это и не относится), принуждения, обольщения, обещания выгоды, обмана, насилия или угрозы. Но здесь все это, во-первых, в каждом отдельном случае надобно доказать, а во-вторых, и к делу не относится. Ни одного из указанных признаков не найдете в свободной проповеди расколоучителя, и он всегда останется прав, ибо он ведь не насилует, не угрожает, не злоупотребляет властью, не принуждает; правда, он обольщает и обманывает, обещая Царство небесное тому, кто за ним пойдет, но ведь он сам убежден, что он прав, что так и следует делать… Следовательно, статью эту никогда не придется и применять в отношении к пропагандистам раскола.
Свожу все к кратким положениям. Совесть есть внутренний закон, закон, Богом вложенный в сердце человека, закон, сокровенный в этом сердце так глубоко, что ни стеснить его, ни ограничить в его внутреннем действии никто не может, кроме самого носителя сего закона – человека. Другое дело – проявление сего закона вовне, в слове, в деле. Но, ведь это будет уже не свобода совести, а свобода слова, свобода действий в отношении к другим. Смешивать эти понятия значит подменивать их одно другим. Свобода слова, свобода действий одной личности всегда непременно ограничивается такою же свободою других, соприкасающихся с нею. Когда лжеучитель распространяет свое лжеучение, он касается уже совести других, часто немощных, которые не в состоянии, по своей простоте, возражать ему. С его точки зрения, по суду его искаженной совести, он творит благо. Но если закон отличает истину от лжи, если для него не безразлично: распространяется ли истинное учение или зловредная ложь, просвещаются ли русские люди благодатным, воспитывающим народный дух учением православия или заражаются непримиримою враждою к нему, враждою к Церкви – союзнице государства то он должен стать на страже истины