Патрик ответит за своё поручительство. Меня нельзя так подставлять.
Чтобы вечер не был полностью испорчен, я проверил остальные помещения. Улов был беден, но хотя бы покрывал расходы. Разумеется, предоплата Илайн осталась у меня в качестве компенсации.
Выбравшись тем же путем, что и попал в дом, я отправился восвояси, справедливо полагая, что со всеми бедами разберусь утром.
Мой дом служил убежищем столько, сколько я прожил в Асилуме. А это без малого тридцать лет. Солидный срок. Трудно считать родной ту крохотную лачугу, где я родился. Не помня отца и матери, запаха дома, мебели, не имея ни малейшей зацепки, чтобы появилось то самое щемящее чувство, которое вызывают давние воспоминания, разве могу я тосковать о той конуре? Или приют. Место, больше похожее на тюрьму для детей. В детстве одни наивны, а другие – жестоки, и оба этих чувства пронзительно искренние, заполняющие всю сущность. Я помню, как повесился мой одногодка, затравленный старшими детьми. Знал, что случалось с теми девочками и мальчиками, которых комендант уводил к себе после восьми вечера, когда большинство надзирателей расходилось по своим теплым домам. Я умел прятаться от волчат, в которых превращали детей жестокость и безнравственность взрослых. Помню кандалы и розги, трехдневные голодания, унижения и побои. Так было ли это место мне домом?
Нет, настоящей норой для побитого жизнью лиса стало именно это место. Чудесная комната в едва уцелевшем доме, с обветшалым камином, где зимой горели поленья, а на решетке можно было запечь рыбу и яблоки. Я знал голос каждой половицы, замечал появление новых пауков, всегда был рад, когда ласточки лепили свои гнезда у меня под крышей. И именно поэтому я никак не ожидал, что кто-то посмеет нарушить границы моих владений.
Я проснулся тогда, когда скрипнула первая ступенька. Времени на раздумья не было. Бросив в сумку все, что по случайности было не сложено, я отодвинул комод и юркнул в запасной ход. Когда начали ломиться в запертую дверь, я уже был в расщелине лопнувшей стены и начал спуск. Спрыгнув на землю, я кинулся к ограде. Повис, подтянулся, перегнулся и замер. В лицо мне со всей строгостью смотрело дуло тридцать второго калибра. Вероятно, они не ожидали, что увиденное заставит меня прыгнуть не вперед, а назад. Я фактически свалился на спину, но тут же вскочил на ноги и рванул обратно к дому, намереваясь обойти его с другой стороны.
– Стойте, Лоринг! – из-за угла навстречу вышел молодой мужчина в гражданской одежде. Он передернул затвор ружья, направляя его на меня. – Вы арестованы.
– На каком основании? – вежливо поинтересовался я, понимая, что бежать бессмысленно. Слева