Затяжной конфликт. Александр Венгер

оболтус лет двадцати, недавно демобилизовавшийся. Как-то на учениях он рассказывал, что родители пытались спасти его от призыва, насильно запихнув в институт, однако он слинял с первого же курса. «Чем пять лет разными науками мучиться, так уж лучше типа в армии год отслужить. Да и для здоровья полезнее». Он охотно делился своими взглядами на правильное мироустройство: кавказцев, калмыков и азиатов без виз не пускать, а виз не давать ни под каким видом, чтобы в Москве духу их не было! Кто-то ему напомнил, что пока еще Калмыкия – часть России, и Серега отрезал: «Вот и сидели бы в своей калмыцкой России, а в нашу не совались».

      Свое политическое кредо он проповедовал с настырностью Катона Старшего. Или Младшего – кто его знает! Максим поначалу пытался вести с ним воспитательные беседы, но не преуспел и плюнул на всю эту дурь – следствие комплекса провинциала, ненароком попавшего в столицу. Серега родился в Дербенте, дагестанском городке, славящемся на весь мир своими коньяками сомнительного качества. При рождении ему дали имя Сармат. Он не скрывал, что отец у него – наполовину аварец, наполовину ингуш, а у матери – таджикские, азербайджанские и, кажется, молдавские корни. Когда ему было двенадцать лет, семья от полной безнадеги перебралась с Кавказа – тогда еще российского – в Москву. Он сменил имя и, как он объяснял, «стал русским и, натурально, православным», хотя крещен не был, Библию не читал и в церковь не ходил.

      – Куда-то типа приехали, – сообщил Серега. – А Славка здесь?

      – Едет, – успокоил его Максим, прислушавшись к донесшемуся со стороны поля отвратительному скрежету, который мог издавать только Славкин «Козел».

      Так и оказалось: прибыл Слава-козлодой. Первым выскочил из своего чудо-мобиля, набитого пассажирами сверх всякой меры; засияла на солнце голова, выбритая до блеска для маскировки ранней лысины. Выпорхнули медсестры Аллочка и Даша, приписанные к сотне Максима. Вслед за ними вылезли четыре бойца в полном снаряжении. Последними появились Анна Михайловна и подросток лет четырнадцати-пятнадцати в камуфляже и бандане с символикой «Конца света». Предупреждая вопрос Максима, Слава объяснил:

      – Это племянник, Сашка. Напросился, стервец. Я ничего сделать не мог. Пристал, как сопля к носу. Я ему: «нельзя, рано», а он не унимается. Вот и пришлось взять. Да ничего, он шустрый. И в секции фехтования занимается.

      – Сколько лет? – жестко спросил Максим.

      – Восемнадцать, – торопливо ответил мальчишка.

      – Я спрашиваю, сколько лет. – Максим обернулся к Славе. – Без вранья.

      – Пятнадцать. Через три недели исполняется. Я правду говорю: ничего не мог с ним поделать. Пристал, понимаешь…

      – Понимаю. Ну что, отправить тебя с ним вместе обратно?

      – Я всё равно пешком сюда приду, – сердито сказал Сашка.

      Слава с явным удовольствием прокомментировал:

      – Видишь? Ничего с ним