– Поздравляю, – сказала я, протянув в подарок зажигалку.
– Это мне? – удивился он. – Зачем, она дорогая.
– Ты же тратился на рестораны, мне захотелось сделать подарок на память, или не нравится?
– Ну что ты, очень нравится, большое спасибо. Я польщен, мне никто не дарил подарков.
– Я рада, что угодила. Василий, я ждала тебя, что – уже не нравлюсь?
– Нравишься, нравишься, но нам лучше не встречаться.
– Объясни, почему?
– Что тебе объяснить? – спросил он нервно и отвел глаза, дескать, ну что пристала.
К горлу подступил комок, все уперлось в постель, не любит, навязываться не стану. Выходит, свидание окончилось, сунула подарок и ступай обратно? Но это унизительно, надо развернуться и уйти.
– Проводи до остановки, – предложила я.
Он недовольно скорчил рожу и, ухмыляясь, спросил:
– Что, сама не дойдешь, еще не вечер?
– А я хочу, чтоб ты проводил меня в последний раз. Давай хотя бы попрощаемся по-человечески. – Он нехотя оделся.
– Василий, объясни, что происходит? – преодолевая гордость, спросила я.
– Мне рано жениться.
– Мне тоже рано, но почему бы нам не встречаться?
– Пионерские встречи меня не устраивают! – отрезал он.
Более всего меня поразил не смысл слов, но раздраженная непреклонность его голоса. Его лицо вдруг сделалось чужим и холодным, всем своим видом оно выражало: отстань!
Значит, теряю его, вот прямо сейчас. Идем рядом, но между нами неодолимая пропасть. Неужели ничего нельзя изменить? Я напряженно вглядывалась в его профиль в надежде на перемену. Нет, не верю, он смягчится, передумает, он не может бросить: я нравлюсь!
Внезапно налетела метель, ветер пронизывал пальто, срывал шапку и валил с ног. А в голове металось отчаяние, почему я цепляюсь за него, ведь не люблю, но боюсь, будто моя жизнь в его руках? Внутри все дрожит, словно пришел мой последний час. Я вглядывалась в него и не узнавала: близкое и улыбчивое лицо вдруг сделалось жестким и неприступным. Ничем его не проймешь, но сама разобьешься! Так вот оно какое, его настоящее лицо, а раньше была маска, которую я принимала за истинное лицо. Ему даже провожать меня противно. Но что я ему сделала, отчего озлобился? Я впилась зрачками в жесткий профиль, и вдруг обожгла страшная догадка: всегда буду разбиваться о каменные лица мужчин! Эта жуткая мысль шла из непонятной глубины моего собственного «я», а возможно, откуда-то свыше, но когда до сознания дошел беспощадный смысл этой мысли, ноги подкосились. Снег хлестал в лицо, так вот она какая, эта правда,