Василий Гроссман в зеркале литературных интриг. Давид Фельдман

получить. Затем, согласно закону о всеобщей воинской обязанности, армейская служба. Обязательная и для выпускников университета. Правда, срок для них поменьше. Но все равно, как рассказывал он матери, перспектива такая не привлекала: «Год прослужить для меня вещь не страшная, наоборот, я бы охотно и с удовольствием это проделал бы, только не с этой осени. Ей-богу, я уже не в силах все время жить порознь с Галей. Это какое-то издевательство, выматывает буквально все внутренности. 2 недели вместе, 4 месяца порознь, и так уже с прошлого Рождества. Думаю, что если с осени мы опять расстанемся на год, то это уже совсем не по силам. Поэтому хочу осенью взять работу на военно-химическом заводе, работников завода освобождают от военной службы (строевой). Думаю, что это удастся, мы теперь в большой моде и военное ведомство нами очень интересуется».

      Описывал также свое эмоциональное состояние. Тут изменения были незначительны: «Что тебе сказать о своих настроениях? Пожалуй, основное то, что я скучаю по Гале, настолько скучаю, что иногда у меня рождается мысль вызвать ее в Москву, не дожидаясь окончания занятий, судя по ее письмам, она тоже не слишком бы упиралась и приехала бы. Но надо терпеть, ведь это ей разбило бы всю жизнь, как-нибудь дотерпим до мая».

      Причиной такого настроения была не только разлука с женой. Еще и вовсе утратил интерес к московскому окружению, даже акцентировал, что люди раздражают «глупостью, ограниченностью, эгоизмом. А так вот, как теперь – хорошо. Не вижу никого, и баста».

      С отцом дела учебные обсуждал более подробно. Например, 27 февраля: «Планы действительно существуют для того, чтобы эффектно разрушаться, но я надеюсь, что мой будет исключением. Сейчас закончил подготовку зачета по технической химии, думаю послезавтра сдавать его, беда с ним, материалу так много, что когда кончаешь книгу, забываешь начало, начинаешь – ускользает из памяти конец».

      Перспективу мобилизации тоже обсудил. Химики в университете проходили специальную подготовку, о чем Гроссман и рассказывал: «Служба в армии – год, служить я буду, вероятно, в какой-нибудь химической части, мой “военный профессор” говорит, что служба эта будет заключаться в том, что 3 месяца пробуду в строю, а затем буду привлечен к работе в лаборатории».

      Его не пугали «3 месяца в строю». Другое беспокоило: «Но есть “но” – моя семейная жизнь. Ты пишешь – почему это житье врозь меня так расстраивает? Это очень понятно, эти беспрестанные разлуки на месяцы после свиданий на несколько дней – чертовски тяжелая штука. Ужасно одиноко, и эта всегдашняя тоска, и счет дней до свиданья действуют на меня как хорошая зубная боль. Вот и теперь Галя приедет числа 15-го – 20-го апреля на недели две и опять уедет, а там год службы. Убей меня гром, в жизни бывают вещи похуже, я это прекрасно знаю, но, уверяю тебя, мне от этого не легче».

      Он конкретизировал планы на будущее. Подразумевал, конечно, и свое чувство вины за настоящее: «Знаешь, дорогой мой, окончить ВУЗ для меня сделалось какой-то навязчивой идеей, я теперь только