И я стою теперь один,
Как голый пень среди долин[77].
Выражение это уже к середине XIX века стало фразеологизмом. Так что не исключен другой, более поздний, вторичный источник цитаты – «Суд (Современная повесть)» Н. А. Некрасова[78].
Но в любом случае Гроссман акцентировал свое московское настроение. Отнюдь не оптимистичное: «Это чувство одиночества меня очень допекает, не хорошо жить, не имея близких людей. Ты не собираешься в Москву на время? Вот было б хорошо».
Его настроение родителей весьма беспокоило. А еще больше – отношение к университетским делам. Из-за экспедиции сын не закончил курс, зато успел жениться, доходы журналистские были спорадическими, а в итоге – двадцать три года, и ни работы постоянной, ни жилья своего, ни высшего образования.
Мнение свое родители высказали. И 30 января 1929 года Гроссман уже оправдывался: «Дорогой батько, получил сегодня от мамы письмо. Она получила твое письмо “полное негодования”, ее письмо тоже полно огорчения и негодования. Батько, я не помню точно, что именно писал тебе в том письме, но ты меня, очевидно, превратно понял. Я совершенно не намерен бросать занятия, наоборот, я сделаю все возможное, чтобы закончить их в минимальный срок (очевидно, к сентябрю). Думаю, что со всем багажом я развяжусь к весне, а на осень оставлю один зачет. Занимаюсь я теперь по 10 ч. в день, и мне было странно получить мамино письмо, в данное время оно пришлось не по адресу».
Диплом, по словам Гроссмана, оставался целью. Но в силе было и решение о выборе другой профессии: «Что касается того, что занятия мне “осточертели”, и увлекает меня некий литературный план, то по этому поводу ничего не могу сказать – именно так обстоит дело; меня это ничуть не огорчает, наоборот, радует, но это мне не мешает сознавать, что университет я кончу, и не только кончу вообще, а в минимально возможный срок (подчеркнуто автором. – Ю. Б.-Ю., Д. Ф.); сделаю все для этого. Меня очень огорчает, что ты так воспринял мое письмо. Жду твоего письма».
Отца, похоже, не убедил. 12 февраля вновь пытался оправдаться: «Дорогой батько, получил твое письмо. Ты пишешь, – “прости, пишу резко”. Прощать по существу нечего, ибо все, что ты пишешь, верно. Верно, и поэтому-то особенно неприятно (вернее, тяжело) мне было читать твое письмо. Я мог бы кончить университет в прошлом году, но запустил свои дела и начал по-настоящему заниматься лишь теперь».
Значит, к обычному сроку обучения в университете добавились не только два рабфаковских года. Из-за экспедиции в Узбекистан – третий, без чего вполне можно было бы обойтись.
Оправдать свои упущения сын не смог. Признавал отцовскую правоту: «Отчего я это сделал (запустил)? Были тут разные причины, но, в общем, главная – халатность, расхлябанность. Что говорить, порядочное свинство».
Характеристика эмоциональная, но относилась она к ситуации вполне реальной. «Вузовец» семь лет пользовался финансовой помощью отца, тот надеялся, что сын, завершив летом 1928 года образование, будет зарабатывать сам. Дополнительные месяцы