Фамабрика. Гламурная антиутопия. Марина Валерьевна Бирюкова

его от стебля. Ощущение было подобным разрыванию живой плоти, тёплый красноватый сок потёк между пальцами. Я безвольно выпустил глиняный горшок, расколовшийся на каменных плитах и, сжимая двумя пальцами сморщенный, покрытый слизистым соком плод, засунул его в рот маленького йоба. Пока я ожесточённо топтал черепки горшка, превращая его содержимое в прах, оба существа не проронили ни слова. Когда я шёл через мост, меня не покидало воспоминание о сухих губах йоба-ребёнка, его горячем язычке, прикоснувшемся к моим пальцам, и о том, как он судорожно сглотнул растительный сок и на мгновение прикрыл свои сияющие от голода глаза.

      После неуместной встречи уровень моей харизмы упал ещё на пять пунктов. Встретившиеся мне на мосту двое статистов Фамабрики, с плохо стёртым ядовитым гримом на лицах, отвернулись от меня и уставились на воду, будто я сам был йобом. Сзади, со стороны Дворцовой, донёсся радостный вой и оглушительные залпы золотого огня. Я обернулся. Один из золотых шаров разорвался прямо над головой крылатого монстра, держащего в руках символ страданий и смерти. Я вспомнил, что именно сейчас на руинах Зимнего проходит грандиозная саморепрезентация Лукреция блистательного. На этих развалинах уже давно не появлялся никто из избранных. Живая прелесть и блеск Лукреция и томительная безысходность мёртвой культуры должны были составить чудный контраст. Полное вожделения и восторга внимание толпы к мельчайшему жесту сиюминутного баловня славы и холодное забвение, мрачное равнодушие – этим камням. Когда-то эти развалины сами были предметом восхищения, но сейчас, наверное, об этом знаю только я один. Неужели меня позвали на Фамабрику лишь по случайному совпадению, – Лукреций выступает на обломках музея, виртуальным хранителем которого я являюсь, вот и вспомнили. Но размышлять некогда – я у ворот Фамабрики. Это вторая по величине фабрика фамы в мире. Больше неё только Траумфабрик в предместье Виндобоны – бывшей Вены. Павильоны Фамабрики поглотили большую часть острова, включая внутреннее пространство древней крепости, первой постройки нашего Питбурга. По смутной легенде, крепость была задумана основателем Питбурга Питом Первым как тюрьма для его сына. Пит был лютым чадоненавистником, что, в общем, достойно всяческого уважения. Только представить, что ты по всем правилам и со спокойной душой производишь на свет своего клона, а тот вдруг оказывается совершенно не похож на тебя – другая форма ногтей, оттенок кожи, волосы более густые или редкие, другое выражение глаз, манера говорить совершенно не твоя. Ясно, что и поступки такого клона будут непредсказуемыми, и кроме ненависти такое неполноценное создание не сможет ничего вызвать и подлежит уничтожению, как любой брак. Так я понимаю проблему «отцов и детей» прошлого миллениума, о которой до нас дошли. Суть этой проблемы, без сомнения, в неспособности учёных прошлого обеспечить создание абсолютно точных, безупречных