Андрей зачем-то попытался поймать Валерию за руку, но пошатнулся и упал лицом в тарелку с моховым пюре. Зелёное вещество размазалось по его лицу, одежде, скатерти.
Тем временем охранники Осдомлита успели сцапать скандалистку. Валерия пыталась вырываться из их крепких рук, рыдала, плевалась, но они уже не раз имели дело с пьяной интеллигенцией и знали, как себя вести. Девушку подтащили к дверям и вытолкнули на улицу. Друзья последовали за ней. Было ясно, что хорошего приёма в этом доме им больше не окажут.
Казарская сидела на асфальте и хохотала.
– Ты понимашь… понимашь, Лерка, что ты сде-ла-ла-ла? – заплетающимся языком выкрикивал Лямзиков. – Ты себя ском… ско… про-ме-ти-тировала! И нас!
– Ничего. Репутация – это не девственность. Навсегда не потеряешь, – смеялась Валерия. – А как я ему… этому… в лицо! В лицо!
Пьяная девушка клонилась на плечо Андрею, сидевшему рядом с ней. «Поедем ко мне…» – шептала она, гладя его по щеке. Но ночного рандеву могло и не состояться: к гулякам подошёл полицейский, увесистый культурист с физиономией кирпичного цвета.
– В чём причина веселья, дорогие мои? – спросил он.
Ольга, до того момента стоявшая в стороне, твердой походкой подошла к Рублёву и, взяв его за руку, объяснила представителю власти:
– Это мой друг. Его повысили по службе. Он всю жизнь не пил, а тут – отпраздновать решил… Надеюсь, вы понимаете… – сотрудник полиции понимающе кивнул. – Я его давно знаю, могу поручиться, что сам бы он – никогда… Беру его под свою ответственность. Моя фамилия Левиафани, – не слышали?
Услышав фамилию Ольги, поборник порядка вытянулся, побледнел, даже галстук его стал чуть тусклее.
– Знаю, конечно… Я что, я ничего… вам мы всегда доверяем, вы его лучше нас перевоспитаете… Всего наилучшего, всего наилучшего.
Сотрудник правопорядка растворился в сизом сумраке, из которого и возник. Ольга расторопно затолкала Андрея в свой электромобиль и, крикнув неудачливым соперницам: «Прощайте, голуби!», рванула к себе, в своё загородное поместье. Глаза её блестели, губы искривились в язвительной усмешеке – игра была выиграна ею.
Хмельной Андрей, лёжа на заднем сиденье электромобиля, читал проповедь деревьям, облакам и всему, что мелькало за окнами машины:
– Люди, птицы, деревья, орлы, куропатки! Слушайте меня. Истину вам говорю! Жизнь – это хмель бога, смерть – похмелье его. Хмель игры – вот в чём сладость жизни, вот в чём тайна! Играя, меняя лица, положения, бог страждет и блаженствует в нас – во всех, в каждом!… Дайте ему жизни, дайте ему крови вашей, пусть он переживёт в вас полный хмель счастья и горя – и вы будете превыше всего! Превыше всех! Дайте только ему крови, дайте жизни… дайте… дайте-е-е!
– Что это ты декламируешь, артист? – саркастически спрашивала Андрея Ольга через плечо.
– Да так… Отрывок из книги!… Из своей… – блаженно улыбался Рублёв. –