Стояла поздняя осень, моросили дожди. На улице было хмуро и грязно. Так же тоскливо было у меня на душе. В небольшом деревянном домике мне суждено было начинать новую жизнь, ходить на костылях, в кожаном корсете, связанном металлическими пластинами, спать на доске или жесткой кровати, учиться заочно в местной школе.
Не успев привыкнуть к новой обстановке, я вскоре снова заболел. То ли дальняя дорога из санатория до дома, утомительные ожидания на пристанях и вокзалах, то ли осенняя слякоть растревожили мою болезнь, но я опять начал впадать в отчаяние. Блеснувшая было надежда на лучшее погасла при мысли, что снова годами придется где-то лежать. Эта мысль не давала мне покоя, пугала и свела бы с ума, если бы не родившаяся вера в Бога, которая утешала мою душу и давала силы нести жизненный крест. Я жил и учился дома, выполняя школьные задания, которые приносила и уносила соседская девочка, моя одноклассница.
Когда выпал снег, мать этой девочки и моя мама возили меня по воскресным дням на санках в церковь. В церкви я находил большое утешение, молясь за службой. Особенно нравилась мне Херувимская песнь, исполняемая монашеским хором из закрытого в тысяча девятьсот двадцать восьмом году Чистопольского женского монастыря. Благодать Святого Духа наполняла мою скорбящую душу, и я умилялся сердцем.
Моя мама была неграмотной, но сообразительной и памятливой женщиной, а главное, имела глубокую веру в Бога. Она молилась сердцем, испрашивая у Бога милости себе и детям, часто плакала в скорбной своей сиротской жизни. Особенно она молилась Божией Матери и угоднику Божию Николаю, которого называла ласково «Николай Угодниче, батюшка». В годы войны, после ухода отца на фронт, ей с тремя детьми жить было очень трудно. Довелось работать и завхозом в больнице, и уполномоченным по заготовкам сельхозпродуктов для фронта, и даже лесником, пока позволяло здоровье. И везде она работала честно, получая похвалы и награды. Рекомендовали ее и к вступлению в партию, но мать заявила: «Я неграмотная, да к тому же и верующая, а вам таких не надо». Так и трудилась в поте лица.
И вот пришло искушение. Однажды зимой мать вызвали в горсобес и потребовали привезти справку с места ее прежней работы. Ехать надо было срочно. Снега выпало много, метели занесли все дороги, и ходили только трактора с санями, на которых возили народ и товары из города. Мать оделась тепло, помолилась Богу, благословила меня и пошла в пургу – на остановку.
На выезде из города стоял, ожидая трактора, народ. Подошли две рычащие машины с пустыми санями. Людей посадили на солому. Села в самую середину и мать.
Дни зимой короткие. Вскоре стемнело. Ехать до села, где работала мать, было километров пятьдесят, не меньше. У каждой встречной деревни трактора останавливались, и водители спешили в магазин купить водки, чтобы согреться в дороге. Пили и опять неслись на большой скорости по бесчисленным ухабам разбитой еще осенью дороги. Доски, спешно настланные