И вот, в зависимости от того, с какой ноги я вставал в тот или иной день, Эстер делалась то святой, которая заслуживает лучшей участи, то двуличной и коварной изменницей, по чьей милости я влип в тяжелейшую ситуацию и едва не попал в преступники.
Друзья, знакомые, издатели – словом, все те, кто оказывался за моим столом на бесчисленных торжественных ужинах, которые я был обязан посещать, поначалу слушали меня с любопытством. Но постепенно я стал замечать, что эта тема, прежде интересовавшая их, ныне уже не занимает их с прежней силой и они стараются завести речь о другом – об актрисе, убитой певцом, или о некоей совсем юной девице, сочинившей книгу о том, как она спала с известными политиками.
В один прекрасный день – дело было в Мадриде – я заметил, что поток приглашений на всякого рода приемы и ужины стал скудеть, и хоть мне нравилось облегчать душу, то втаптывая Эстер в грязь, то превознося ее до небес, все же начал понимать: я – кое-что похуже, чем обманутый муж, я – желчный раздражительный субъект, которого люди сторонятся.
И я решил отойти в сторону и страдать молча, и конверты с приглашениями вновь стали заполнять мой почтовый ящик.
Однако Заир , о котором я вспоминал то с нежностью, то с досадой, продолжал расти в моей душе. Во всех встреченных мною женщинах мерещились мне черты Эстер. Я видел их в барах, в кино, на автобусной остановке и не раз просил таксиста затормозить посреди улицы или ехать за какой-то женщиной, чтобы я мог убедиться – это не та, кого я ищу.
Заир занимал все мои помыслы, и я понял, что нуждаюсь в противоядии, в чем-то таком, что вывело бы меня из этого отчаянного положения.
Надо было завести любовницу.
Из трех-четырех заинтересовавших меня женщин я решил остановиться на Мари – тридцатипятилетней французской актрисе. Она – единственная – не говорила мне чепухи вроде: «Ты нравишься мне как человек, а не как знаменитость, с которой все мечтают познакомиться», или «Я бы хотела, чтобы ты не был так известен», или – еще хуже! – «Деньги меня не интересуют». Она – единственная – искренне радовалась моему успеху, поскольку сама была знаменита и знала, чего стоит популярность. Это – сильное возбуждающее средство, своего рода афродизиак. Быть рядом с мужчиной, чье имя у всех на слуху, сознавая, что он выбрал из многих именно тебя, приятно щекочет самолюбие.
Нас теперь часто видели вместе на всяких вечеринках и приемах, о нас ходили слухи, которые мы не подтверждали и не опровергали, и фоторепортерам оставалось только запечатлеть момент поцелуя – однако они этого не дождались, ибо и она и я считали нестерпимой пошлостью подобные публичные зрелища. У нее шли съемки, у меня была моя работа; иногда я приезжал к ней в Милан, иногда она появлялась у меня в Париже, мы чувствовали,