Тем, кто ушёл до срока
Сошедшие с небес, они пришли ко мне. Как жаль, что нет чудес, лишь память в тишине. Подмечено давно, пусть тишь, да благодать, а смерти всё равно, кого когда глодать. Уже вас, парни нет, и остывает след. Вам клином белый свет, непруха, всё не в цвет! Но я-то помню тех, кто до меня ушёл, то их весёлый смех, то наш накрытый стол, а коль махнул стакан, то о работе трёп. А тут, гляди, упал, а вот, смотри, усоп! Всё это без войны, без всяких канонад. Солдаты тишины по кладбищам лежат! Ушедшие в покой ещё до сорока, для вас веков конвой и вечные срока!
Покосилися избушки…
Покосилися избушки, нет заборов, пруд зарос.
Только ветхие старушки, мусор всякий на опушке, от тоски в душе мороз.
А когда-то утром рано, свадьба мчала здесь звеня.
Полегла тогда Татьяна, на виске зияла рана от лихого кистеня!
И ровесницы убитой, вспоминая те года, чаще девушку жалеют, а себя лишь иногда!
Говорят ушла подружка и у бога прижилась.
Может в церкви горней служка, ей в раю живётся всласть!
Нам другая вышла доля, вдовы в девятнадцать лет. На себе пахали поле, мужиков с войны-то нет.
А остарились и стали никому мы не нужны. Наплевать, беда не горе. Лишь бы не было войны!
Старик по сущности…
Старик, по-сущности, пахуч, по-убеждениям суеверен.
По интеллекту он дремуч, в вопросах веры вере верен.
Вот Мордехай с Мордоворотом, как нам поведала молва,
Раз обменялисьлись апперкотом, в обмен на грубые слова.
А были бы они не грубы, друг друга целовали в губы,
То, в целом, никакой возни. Но были б пидоры они!
Ох! Их пример – другим наука. Да будь последняя ты сука,
Дерись ты до седых волос, но друга не целуй взасос!
Козьма Прутков-Правнук!
Арабески
*
Четыре Арлекина, конечно, перебор.
Сказала Коломбина, топя в пруду топор.
Теперь могу с Бригеллой романы я сплести.
От страсти офигелой, Господь меня спаси.
В основе чувства мани, суровая голда.
В любви я больше сани не сяду никогда!
*
А он мне нравится, нравится, нравится.
И ничего его красивей в мире нет.
А он мне нравится, нравится, нравится,
И я притырю новый Вовчика мопед!
*
По белому чистому снегу, под небом с огромной
луной, под танк себя бросил с разбегу гончак, разъярённый войной! Рвануло багровое пламя. И марево – тонкой слюдой. Лишь кровь, как армейское знамя, сугроб окропило седой. А после, с последней гранатой, его проводник шёл ва-банк. Со смертной атаки сонатой взорвал атакующий танк!
*
Осень