– А знаешь, что самое интересное?
– Ну?
– Адвокатишку доставили на черной «Камри» с тем самым номером. На которой Дашеньку тогда домой привозили. И знаешь, кто за рулем восседал? Анжеров, Эдик-Говорун… Никакой ошибки, тот самый номер…
– Интересно девки пляшут… – проговорил Смолин сквозь зубы.
Наконец-то какая-то персона с той стороны обозначилась в реальности. Заметная персона, хотя в последние годы и изрядно полинявшая.
Итак, Анжеров Эдуард Степанович, он же Эдик-Говорун, он же Енот-Потаскун… Личность в шантарской антикварке – да и вообще в губернии – приметная. Ровесник Смолина, служил на невысокой должности по научной части, на волне перестроечной шизофрении как-то ловко и быстро проскользнул в народные трибуны, да так двадцать лет и бултыхался на плаву, депутатствовал, небольшие должности в областной администрации занимал, снова депутатствовал, при каких-то мутноватых фондах, ассоциациях и общественных организациях крутился, порою самолично их создавая и возглавляя. Больших капиталов не скопил, но существовал безбедно, ой, безбедно! Как было достоверно известно людям осведомленным, несколько лет лоббировал интересы пары-тройки серьезных частных концернов – уж наверняка не по доброте душевной. В тех же осведомленных кругах давно известен как любитель юных красоточек – но не педофил, боже упаси, тщательно следит, чтобы не налететь на «лицо, не достигшее…». Много лет – заядлый собиратель всевозможного антиквариата, в коем, надо отдать ему должное, со временем стал разбираться весьма неплохо. Давний клиент не только Смолина, но и прочих шантарских антиквариев. Одним словом, фигура заметная в определенного рода бомонде.
Но все это имело место – до недавних пор… Вот уж годика полтора как Эдику поплохело. По той же самой достоверной информации. Не он первый, не он последний: немало скользкого народа оказалось не у дел, отощало и скукожилось, потому что поменялись и времена, и правила игры…
У заматеревших серьезных концернов уже не осталось теперь задач, которые следовало решать с помощью прикормленных народных трибунов, – все распилено, все устаканилось. Незаметно скукожились и загнулись фонды-ассоциации, а общественные объединения, пережив свое время, опять-таки канули в небытие. Никто теперь не подкидывал господину депутату деньжонок на бедность – не за что. Лучше всего явное обнищание трибуна видели как раз шантарские антиквары: покупочки вот уж года полтора сократил резко, наоборот, стал кое-что распродавать, причем и то и другое, сразу ясно, делает не от потери интереса к старине, а от вульгарной бедности. По-прежнему восседает в областной Думе, витийствует, на голубых экранах маячит, интервью дает прессе – но это уже одна видимость, призрак былого, инерция, никто его более не содержит, за счет нагулянного жирка существует, а жирок-то не в ладонь толщиной…
Смолину пришло в голову, что сия персона очень даже свободно