Позже дозволили и брать учеников, такое не часто допускают для айри, не входящих в число старейших. Но он – основоположник всех трех различных принципов полета, известных айри. Простейшего, для малых высот до восьми-десяти верст. Тьфу ты, привык – километров, само собой! Того самого, что поднимает в небо летающие лодки, подобные каплям. Низкоорбитального, сугубо вспомогательного, без сожаления сданного в доработку и практическое воплощение иным мастерам.
Ему и без прочих забот едва хватало сил и времени на продвижение и развитие третьего и любимого, – рассчитанного на дальний космос.
Пять сотен лет работы! Это было замечательно, пока жил в горах учитель. Но со временем все хорошее иссякло. Он думал тогда, наивный, что железными крыльями вернет себе полет. Напрасно. Звонкая радость дракона умерла, застыла камнем, как и его прежнее тело. Настоящий полет – в душе! Деяна увидела это с первого взгляда, а он, «гений», истратил на понимание простой истины семь сотен лет без малого. Триста лет назад стало совсем плохо. Его старый добрый учитель, главный свет для Аэрто в мире айри, ушел неизвестно куда. Друзья – да полно, бывают ли у айри друзья? – они оказались лишь шпионами старейших. Кроме двоих– Хиннра и Юнтара. Но Хиннр в последние годы жизни в горах слишком редко спускался с орбиты, он безмерно обожал свой корабль. А второй друг – тот и вовсе предатель! Ушел, можно сказать, вспоминая бриг Риэла, в боцманы к единственному звездному капитану народа айри. Уже полторы сотни лет Тоэлю остается лишь смотреть в небо звездными ночами, надеясь приметить огни их корабля. Характерные и яркие – два золотистых и мигающий пульсом лунно-белый. Сегодня смотреть некогда, да и небо с его звездами и золотой луной далеко, за многими ярусами холодных туч.
Внизу, в лагере – лишь бездушный синий свет прошлого перед ангаром.
Дверь скользнула вбок, выпуская знакомого уже недоросля-айри. Снова он задержался, с ухмылкой явного удовольствия принимая поклонение. Наверняка, ученик, сам перед старейшим спину гнет. А здесь – вот радость для ничтожества – ему целуют ноги. И снова к котлам? Нет. Замер на кромке светлого поля. Ждет.
Минуту спустя подъехали конники. Отчитались перед божком на незнакомом языке, привычно падая в ноги и бессчетно кланяясь, снова и снова твердя хором «уго-йхо». Отползли прочь, в тень. Айри развернулся и величаво двинулся к матово-белой стене. Когда опытный мастер касается контактного поля, уловить его мысль невозможно. Но этот – не мастер, а по чуткости сознания – тем более ничтожество.
Тоэль превратился во внутренний слух, мягко прикрыв глаза и повторяя ощутимый чутьем, как свой собственный, жест сородича, вплоть до порядка касания пальцами поверхности. Большой – основание ладони – мизинец – легкий удар тремя остальными…