Маша вздыхает, и ты уже практически уверена, что победила в этой неравной схватке, в которой на стороне Маши – ее знаменитая логика и жажда получить желтые санки, а на твоей – понимание, что все равно придется договориться. Но главное – тебе очень хочется тоже покататься на санках. Тебе еще кажется, что ты можешь сделать это только в обнимку с дочерью или с сыном, потому что иначе тебе будет как-то неловко по отношению к твоим детям, которые столько времени мечтали покататься на санках, да и взрослые, которых хватает вокруг, не поймут. Но ты очень-очень хочешь покататься на санках.
Короче говоря, тебе нужны двухместные санки. Но ты должна убедить в этом дочь.
А Маша очень хорошо знает, что двухлетний Ваня один в санки не сядет, потому что боится.
– Мама, – спрашивает Маша, – а зачем Ване санки? У него же ледянка есть.
У него и в самом деле есть ледянка, и он неплохо съезжает на этом пластиковом блине с горы.
– Маша, но ведь ты в любой момент скажешь, что ледянка твоя.
– Моя, – уверенно соглашается Маша.
– Конечно. Ты же помнишь, что мы ее тебе покупали. И ты в любой момент потребуешь ее обратно. Поэтому давай лучше купим деревянные санки.
– Ну ничего, – говорит Маша, – я отдам Ване ледянку. Я же ему много своих вещей отдаю.
И в самом деле, она отдает, когда они становятся ей малы. Ведь она все-таки почти на два года старше.
Церемония передачи вещей очень яркая и всякий раз, мне кажется, должна запоминаться ее участникам на всю жизнь. Как-нибудь надо рассказать об этом.
– Маша, – наконец не выдерживает мама. – Хорошо, давай купим двое санок. Одни тебе, другие мне.
Маша быстро соглашается.
То есть Алена неожиданно для себя все-таки проговаривается. Она признается, что ей нужны санки. Ну и что страшного случилось? Мир перевернулся? Да нет, наоборот, встал на свое место. Все сразу упростилось.
– Мама, но ведь и Ване тогда тоже нужны санки, – говорит Маша. – Вон те, синие. А то он не поймет.
А обо мне кто-нибудь в этой истории подумал?
«Точно не знаю, но он принц»
– Маша, – спросил я, – какое платье ты наденешь на Новый год?
– Умрешь, безумный отец! – крикнула она, бросившись ко мне с длинным узким надувным шаром (в виде сабли, что ли) наперевес.
Я едва увернулся от ее могучего удара, и он достался Ване, который даже не пошатнулся, а просто сразу упал, но даже не заплакал.
Маша разговаривала со мной этой фразой все утро и весь день, но первый раз так наглядно проиллюстрировала свою мысль.
– Бледно-голубое платье я надену, – вздохнув, сказала она. – Буду вызывать сочувствие.
В своем платье она, впрочем, вызывала, кажется, не сочувствие, а зависть. По крайней мере, дамы, лишенные возможности обсуждать вслух наряды друг друга, всю свою энергию направили на Машино платье. Суть разговоров была проста: ни у кого из них не было в детстве такого платья. У них были другие, по крайней мере не хуже.
Новый год Маша встретила на Красной площади. На площади