– Очень кстати, – император приглашающе махнул рукой. – Проси.
Граф ничуть не удивился, увидев князя, только, здороваясь, слегка и вполне дружелюбно улыбнулся, как бы говоря: «Опередили вы меня, ваша светлость». Князь ответил тоже дружелюбно, но с оттенком превосходства, усмехнувшись в седые усы: «Старики-то резвее, ваше сиятельство».
– С чем пожаловал, Перовский? – Николай Павлович кивнул на черную папку в руках графа. – Небось с бумагами от Муравьева?
– Да, государь. – Лев Алексеевич раскрыл папку. – Две докладные записки и рапорт о действиях капитана Невельского.
– Оставь. Рапорт я и сам получил, а записки любезно предоставил князь. Да вы садитесь, садитесь. Хочу услышать ваше мнение по всем трем документам. Первым давай ты, князь.
Основанием указательного пальца Меншиков огладил усы:
– Все представления генерал-губернатора я считаю правильными и своевременными. Камчатка – особая область и требует отдельного внимания и управления. Капитана первого ранга Завойко я знаю – весьма толковый офицер – и кандидатуру его в губернаторы поддерживаю. Как и представление на контр-адмирала…
Николай Павлович встал и подошел к окну. Ему захотелось взглянуть на ангела на Александровской колонне. В минуты раздумий о государственных делах тот как магнитом притягивал его к себе, и в последнее время это случалось все чаще и чаще. Не потому, что дел становилось больше – их всегда хватало с избытком, – наверное, просто больше стал уставать: все-таки пятьдесят четыре года, ни один монарх из Романовых столько не прожил, ни на одно царствование, кроме, пожалуй, Петра Великого, не выпало столько войн, одна Кавказская потянет на десяток обычных и конца ее не видно.
Тяжело. Тяжек груз ответственности за судьбу империи, когда один неверный шаг, одно ошибочное решение может повлечь за собой невосполнимые государственные потери и страдания тысяч людей. А еще он заметил: усталость быстрее стала его одолевать, после того как закончились нежные встречи с Леной. Прежде бывало – все, выдохся царственный мужик, напахался до радужных кругов перед глазами, перо вываливается из руки и невозможно лишнюю помету сделать на какой-нибудь важной бумаге – а придет ангел Леночка, обнимет, приласкает, и весь груз дневной куда-то улетучивается, и бодрость во всех членах, и голова ясная – садись и работай всю ночь напролет. И садился, и работал так, что придворные только диву давались – откуда у императора силы берутся. Глупцы, не знали они, что любовь ежедневно, ежечасно, ежеминутно творит с человеком чудеса, а ведь император – тоже человек, хоть и помазанник Божий.
Есть, правда, и еще одна женщина, тоже давно и безоглядно любящая, трепетная, все понимающая. Или, по крайней мере, старающаяся все понимать. Варенька Нелидова. Это, наверное, прежде всех ее имела в виду Лена, когда говорила об его увлечениях (обо всех что напоминать – ну, имел он эту царственную слабость… или силу – это с какой стороны