Когда рассвело, пожар потушили. Сгорела часть кровли и обгорела одна стена. Ни дружинники христиане, ни новобранцы не пострадали, только перемазались копотью. На удивление в городе ничего не сгорело, только возле нескольких церквей обожгло траву.
К полудню мерно зацокали по деревянным мостовым Новгорода копыта лошадей дружинников и затопали сотни ног, обутые в лапти и сапоги. В пригороде новобранцы разместились на санях, их путь лежал на юг.
II
Мирослава также как и Благуша и Дюжен была уверена, что душа Собимысла теперь обитает в Ирий-саде, в заоблачной выси, где всегда тепло и солнечно, где праведные души блаженствуют. Но как же ей не хватало его! Да ещё жгла неизвестность о Ждане. С того часа, как его увезли с собой дружинники не покидало её ощущение, что не встретиться, не свидеться им больше. Гнала она от себя эти мысли, но тягостное предчувствие оставалось. Кабы не Благуша с Ягодкой, может бросилась бы в озеро от тоски чёрной, которая грызла её и, ни днём, ни ночью от неё покоя нет. И, несмотря на то, что рядом люди, которых Мирослава любит, пусто у неё внутри и кажется, что и вокруг пусто. Как будто она осталась одна-одинёшенька, даже не одна, а только её небольшая частичка, состоящая из боли. Большая же её часть исчезла, истаяла вместе с покинувшем её мужем и уехавшем сыном. Мирослава знала, что душевные раны лечит время, но пока оно будет проходить, она истомится, изведётся. Да и кого оно вылечит, если от неё почти ничего не осталось, только телесная оболочка, а внутри неё в пустоте мечется кручина. И всё же сквозь неё просачивались утешения и поддержка близких, невольно напоминая ей, что не только она горюет. Собимысл и Мирослава заменили Благуше умерших родителей, так что теперь, считай, она потеряла второго отца, и с мужем, когда встретятся, да и встретятся ли. И Ягодка лишилась любимого деда и осталась неизвестно насколько без отца, и Дюжен потерял добрых мужей-друзей, а Ячменёк уважаемых наставников. Конечно, их боль иная, как бы им не было худо, и они понимали, что Мирославе тяжелее, но беда всё же общая. Горевали все, и все сочувствовали Мирославе.
В отличие от свекрови Благуша была уверена, что Ждан вернётся, и горячо убеждала в этом Мирославу, на что та удивлённо смотрела и всякий раз приговаривала: «Да услышат тебя, дочка боги». Дюжен не совсем разделял уверенность Благуши, но чтобы не огорчать её и детей, Ягодку и Ячменька, которых она быстро убедила в возвращении Ждана, старался ей поддакивать.
Ячменёк иногда подбирался к землянке, где остались его родные, но прятался по-прежнему от взрослых, опасаясь, что они его схватят, а потом уже не отпустят к деду и Ягодке, а если и удастся