– Что молчишь, сказать нечего? – сварливо напирал Наик.
– Мне есть, что сказать, – спокойно ответил Гульман. – Если бы не твое правительство, мы бы не драпали сейчас с такой скоростью. По крайней мере, хватило бы времени все сделать, не торопясь.
Он ни в грош не ставил Наика, который был тряпкой и что-то представлял из себя лишь в силу своего статуса. Ему бы в Вашингтон или Париж, на светские рауты, а тут на тебе – засунули в эту дыру. Правда, у Наика отличный нюх на собственную выгоду, и он с готовностью поддержал предложенный Гульманом план. Вот почему тот старался сдерживаться, хотя так хотелось раздавить этого вонючего клопа.
– Ах, так, все, значит, из-за моего правительства?! – вскричал Наик.
– Хватит. Беду накличешь, – одернул его пуштун.
Это прозвучало примирительно, но дипломат не унимался. – Вы и так ее накликали, – брюзжал он. – Пусть Зармаст скажет.
Зармастом прозвали третьего из тех, кто находился в такси, хотя это не было его настоящим именем. В черном тюрбане, с бородой, он был похож на талиба, но талибом не был. Черты лица – европейские, пушту не знал. Между тем, владение этим языком считалось обязательным для лояльного сторонника муллы Омара. Зармаст изъяснялся на вполне приличном дари, считавшемся до наступления страшной эпохи безвременья языком местной элиты, во всяком случае, большей ее части. Если афганец говорил на дари, это считалось признаком образованности, культуры. Прежде иностранные специалисты изучали, в основном, этот язык.
Все изменилось, когда к власти пришли малообразованные талибы-пуштуны. Яйцеголовые бежали за границу, тех, кто не успел скрыться, уничтожали. В правительственных кабинетах осваивались бывшие ученики медресе. Талиб-ильм – так звучит на пушту и урду слово «ученик». Отсюда и название – Движения талибов.
Пройдет время и станет очевидным: поражение 2001 года не уничтожило эту организацию окончательно. Через несколько лет и она вновь отмобилизует свои отряды, привлечет в свои ряды десятки тысяч сторонников и станет претендовать на возвращение к власти. Так что европейцам, американцам и русским вновь придется зубрить пушту.
Однако в то время, когда наступали северяне, а отряды Исламской милиции спешно ретировались на юг, никто не заглядывал так далеко. Зармаст свой афганский «тайм» почти отыграл и решил больше никогда не возвращаться в эту страну. Он предпочел бы поскорее распрощаться с Гульманом и Наиком и больше с ними не встречаться. Но в важном деле еще не поставлена точка и придется их потерпеть. Неизвестно, как долго…
Конечно, в то холодное утро, трясясь в старом рыдване по кабульским улицам, запруженным отступавшими боевиками, Зармаст не знал, что случится в будущем. У него было единственное желание – поскорее добраться до пункта назначения. Не хотелось тратить время на споры, которые вносили разлад в их маленькую группу. Однако,