Видимо, сказать ему обо всем этом роженица успела сразу же, как только ее привезли. Теперь она ничего уже сказать не могла, потому что была без сознания. Пожилая медсестра Одинцова вводила ей в вену иглу, а Лена Тушина закрепляла флаконы с лекарствами в штативе капельницы.
Все это было очень и очень нехорошо. Рената почувствовала у себя внутри тот холодок мгновенной сосредоточенности, который всегда возникал при ощущении серьезной опасности. И встречать эту опасность на кушетке в приемном покое было категорически нельзя, это было для нее очевидно. Да и не было теперь такой необходимости: родовая деятельность у женщины прекратилась, и понятно было, что вот-вот может прекратиться ее жизнь.
– Перекладывайте на каталку и быстро везите в операционную, – распорядилась Рената.
– А как же… – начала было Лена.
– Штатив бери, – оборвала ее Одинцова. – И делай что доктор говорит.
Когда Рената вышла из операционной, была уже глубокая ночь. Прооперированную женщину увезли в реанимацию, ее ребенка, слабенького, едва живого, поместили в кювез. Вот во время этих родов точно не было никакого выплеска положительной энергии; идя по коридору к ординаторской, Рената чувствовала только усталую опустошенность.
В конце коридора маячила долговязая фигура. Присмотревшись, Рената узнала того самого папашу, который попался ей на глаза еще в приемном покое. Вернее, не узнала, а лишь догадалась, что это он, по его приметной долговязости. Теперь он был без куртки, в халате и в бахилах. И было видно, что он совсем молодой – лет двадцати пяти, не старше.
– Что же вы жену до такого состояния довели? – вздохнув, спросила Рената. – Гемоглобин чуть не до нуля упал! Она у вас что, беременность в Крестах провела?
– Я не знал, что у нее есть беременность, – ответил парень.
В том, как он произнес, вернее, построил эту фразу, чувствовалась какая-то странность.
– Интересный вы человек, – пожала плечами Рената. – Как надо относиться к жене, чтобы не знать, что она на седьмом месяце беременности?
– Она не моя жена. Она моя актриса, – объяснил парень. – Она ничего не говорила про ее беременность. И сегодня ей стало плохо во время генеральной репетиции. И я привез ее в больницу. Как она себя чувствует? И ее ребенок?
– Пока ничего хорошего, – ответила Рената. – Она в реанимации. Ребенок жив, но тоже не слишком благополучен. Муж у нее есть? Или какие-нибудь родственники?
– Мне кажется, у нее нет мужа. – Парень смотрел на Ренату с высоты своего гигантского роста. Глаза у него были необычные – при темном их цвете почему-то казалось, что они светятся. – Но, я думаю, у нее должна быть мама.
– Я тоже так думаю. – Рената невольно улыбнулась. – Осталось только эту маму найти.
– Я это сделаю сегодня же, – кивнул он.
– Наверное, все-таки завтра. – Рената взглянула на круглые коридорные часы. – Без пяти