В девятнадцатом веке производство монет было выведено на окраину Москвы, а здесь разместился трактир, который в народе прозвали «Монетный».
Кроме того, старый Монетный двор использовался под складские помещения охотнорядских продавцов. Владимир Гиляровский вспоминал о том, как санитарная комиссия обследовала этот древний памятник: «Осмотрев лавки, комиссия отправилась на Монетный двор. Посредине его – сорная яма, заваленная грудой животных и растительных гниющих отбросов, и несколько деревянных срубов, служащих вместо помойных ям и предназначенных для выливания помоев и отбросов со всего Охотного ряда. В них густой массой, почти в уровень с поверхностью земли, стоят зловонные нечистоты, между которыми виднеются плавающие внутренности и кровь. Все эти нечистоты проведены без разрешения управы в городскую трубу и без фильтра стекают по ней в Москва-реку».
Но богомольцев, падающих на колени перед Иверской часовней, это не смущало.
Главный сад страны
АЛЕКСАНДРОВСКИЙ САД создавался с 1819 по 1823 год под руководством архитектора О. И. Бове. Раньше на этом месте текла река Неглинка, загнанная перед разбивкой сада в подземную трубу.
Сад возник, что называется, не от хорошей жизни. Здесь когда-то бодро неслись воды речки под названием Неглинка, в устье которой, собственно, и была заложена Москва.
Именно тут, на берегах Неглинки, проходили весьма колоритные масленичные гулянья. Священники сердились: в масленицу народ безумствует. Действительно, мужчины переодевались в женское, а женщины в мужское. Чтобы казаться пострашнее, многие приделывали ко лбу рога, к тулупам – хвосты, мазали щеки углем и выли не по-человечески.
И пугались иностранные туристы. «Во всю масленицу день и ночь продолжается обжорство, пьянство, разврат, игра и убийство, так что ужасно слышать о том всякому христианину», – писал один из них всего две сотни лет тому назад.
Впрочем, главными на масленицу были все же не «убийства» (под которыми, скорее всего, подразумевались всего-навсего традиционные кулачные бои), а катания. В качестве транспорта годилось все, на чем можно было скатиться: сани, салазки, просто лубки, береста… Реже встречались лыжи и коньки, которые и воспринимались как диковинка.
Речка Неглинка была узенькая, неглубокая, а значит, замерзала очень быстро и крепко. На льду резвились конькобежцы, а салазочники сигали с горки – прямо от зубцов Кремлевской стены. Вокруг же в вальяжных санях катались степенные люди.
Среди публики расхаживали разносчики блинов – в теплых тулупах и белых фартуках сверху. Но, как правило, блинами угощались дома – в каждой семье пекли их по своему особому рецепту.
Тут же, на реке Неглинке, носили соломенное чучело – дань языческому происхождению масленицы. Его потом сжигали на костре. Устраивали скоморошеские игры, колядовали. По окончании недели прямо отсюда ездили на кладбище – просить прощения