– Может, им деньги нужны.
– Безусловно, тебя забавляет, что ты стал источником обогащения Хамов, однако позволь напомнить, что повсюду, где это существенно, деньги – эффективный инструмент власти, влияния и воздействия.
– Эффективный инструмент, говоришь… – пробормотал Генар-Хофен. – Ты сам до этого додумался, Скопелль-Афранки?
– Дело в том, что всякий раз, снабжая Хамов денежными средствами, мы фактически поощряем их экспансию. Это безнравственно.
– А с какой стати мы их научили обиталища строить? Это посущественнее расчетов по игорным долгам.
– Это другое. Мы поделились с ними нашей технологией, потому что они уже захватили кучу планет, а к построенным нами орбиталищам доверия не питали. А сейчас речь идет не о твоих игорных долгах, хоть они и чудовищны, и не о твоей странной привычке постоянно давать взятки больше запрошенного, а о двухмесячном фрахте трех Хамских крейсеров класса «Новая» со всей командой.
Генар-Хофен едва не расхохотался во все горло:
– Ну ведь ОО не с твоих счетов эти деньги снимает?
– Нет, конечно. Но я мыслю шире.
– А при чем здесь я?! – запротестовал Генар-Хофен. – Я же не виноват, что это самый быстрый способ доставить меня туда, где я нужен ОО.
– Мог бы отказаться.
– Мог бы, но не стал. Ты бы мне плешь проел из-за того, что я презрел свой долг перед Культурой.
– Именно это тебя и остановило, – съязвил Скопелль-Афранки.
Монорельсовый вагончик начал сбрасывать скорость, и модуль с преувеличенно громким щелчком прервал разговор.
«Вот мудак», – подумал Генар-Хофен.
Вагончик миновал еще пару стен внутри обиталища и выкатился в загроможденную промзону, где из тумана выступали остовы недавно заложенных Хамских кораблей, будто коллекция жутких скелетов с чужеродными сочленениями позвонков и ребер или нелепые фигурные украшения сложной системы опорных колонн и контрфорсов самого обиталища. Монорельсовый вагончик медленно въехал в решетчатый цилиндр, ведущий к одному из структурных элементов, остановился, а потом резко ухнул вниз – почти что в свободном падении.
Вагончик завибрировал. Вернее, задребезжал. Генар-Хофен вырос на орбиталище Культуры, где шум издавал только спортивный транспорт или самодельный, построенный для развлечения. Обычные транспортные средства были бесшумными, разве что иногда спрашивали пассажиров, на каком этаже остановиться или какую ароматическую отдушку распространить в кабине.
Вагончик провалился сквозь пол и оказался в огромном ангаре, где над окутанными туманом переплетениями стройных балок выступали высокие шипастые башенки вертикальных структур строящегося судна. Мимо пронеслись борта, топорщившиеся острыми