– Как обычно.
Я изучила меню.
– Для меня яйца-пашот и тост из хлеба грубого помола.
– По крайней мере, ты хотя бы что-то ешь, дорогая. Это добрый признак.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что тебе дальше некуда худеть, Элис. Ты и так тощая.
– Я не потеряла ни унции, мама. Мой вес десять стоунов[20], как всегда.
– Вообще-то это был комплимент. – Мать вскинула руки, будто пытаясь успокоить разъяренного зверя. – Боже мой! Какая ты стала раздражительная. Или у тебя неприятности на работе?
Я мысленно досчитала до десяти, прежде чем ответить:
– Нет, на работе все в порядке. В марте у меня появится помощница-практикантка.
Мать пристально посмотрела на меня своими светло-серыми глазами. На ее лицо был наложен обычный легкий, почти незаметный макияж, искусно скрывавший морщинки и прочие изъяны кожи.
Она откусила краешек круассана с марципаном.
– Ты видела брата?
– Пару раз на этой неделе. Он все такой же.
Мать не сводила с меня глаз, наблюдая, с какой жадностью я ем.
– Он все еще ходит в эту свою группу?
– Не уверена, – ответила я. – Уилл никогда мне ничего не рассказывает.
Мать нахмурилась. Неожиданно она словно состарилась: вокруг глаз появились глубокие морщины.
– Почему бы ему не пожить у тебя, Элис?
– Я уже тебе говорила, все не так просто, как кажется.
– Но не может же он вечно ютиться в этом автобусе! У тебя ведь есть квартира. – В ее голосе все громче слышалось недовольство, она, казалось, забыла, что мы с ней в кафе не одни.
– Согласись, с тем же успехом он мог бы пожить и у тебя, разве не так? – произнесла я, стараясь говорить как можно спокойнее. – У тебя есть свободная комната.
– Это удар ниже пояса, – ответила она. – Ты прекрасно знаешь, что он не отвечает на мои звонки.
Пришлось отложить вилку в сторону.
– Давай оставим эту тему, а не то мы точно поссоримся.
– Хорошо, тема закрыта, – согласилась мать, буравя меня взглядом. – Но помни, Элис, он твой брат. Ты должна помогать ему.
Я ответила ей таким же пристальным взглядом.
– Мы обе должны помогать ему, мама.
Бессмысленно объяснять, сколько раз я просила Уилла переехать ко мне. У нее все равно нашелся бы повод раскритиковать меня. В этом отношении с того времени, как умер отец, ничего не изменилось. Впрочем, мне понятно, почему она перекладывает вину на чьи-то плечи. Нежелание взять на себя ответственность вошло в ее плоть и кровь, стало второй натурой. Так она выживала. Семья рушилась у нее на глазах, отец беспробудно пил и постоянно выискивал себе новую жертву.
В этом нет ни капли ее вины. Пока весь остальной мир считал, что мы прекрасно ладим, как и любая приличная семья среднего класса, она могла считать, что исполняет свой долг. Может, она и страдала от того, что, когда мы с Уиллом были детьми, ей не всегда удавалось уберечь